Михаил Харитонов - Безумный Пьеро

Мне грустно. Я влюблён. Не строится сонет.
Кровоточит душа. Снедают ум сомненья.
Прохожий, подойди и сделай мне минет!
Развей тоску мою на краткое мгновенье!

Я сегодня не пойду никуда.
Да и завтра никуда не пойду.
А послезавтра я пойду в никуда,
Потому что там мне нравится.
Потому что я плохой дурачок,
Буратинка недоделанный.
Жизнь такая — мне ненужная,
Беготня одна мышиная!
Как по кругу мыши бегают,
Одна белая, другая чорная,
Друг за дружкой ударяются в бег
Да за хвостики кусаются.
Одну мышь Перепетуей зовут,
А другую Фридой Марковной.
И когда Перепетуя бежит,
Происходит всё неправильно,
А уж коли Фрида Марковна,
Так и вовсе жить не хочется.
Так с чего теперь-то жить-поживать,
Маету одну пустую гонять?
Ведь настали дни последние,
Дни последние, предсказанные,
Да никак они не кончатся.
Вроде вот уже, приехали,
Все века уж расточили свой круг,
Да и Время прекратилося:
Хронос, дядька бородатливый,
Уж не лупит кобылёнку кнутьём,
Коростливые поводья сложил
Да потопал почаёвничать.
Лишь по кругу мыши бегают.
И поёт мыша мне белая,
Подголосит ей и чорная:
— Что ж ты, паря, закручинился?
— Обхипхопал ты хипхопку свою!
— Твой батяня парнерубку достал,
— Да срубил на диво парубка,
— Краснощёкого да ладного,
— Нежной попкой шоколадного, да.
— На него он не надышится,
— Он его Эоном Новым нарек,
— И купил ему все радости,
— Красну шапку да рубашечку,
— Да гороху, да бобов.
— Ты ж не смог Отца нарадовать.
— И тебя он выгнал вон, шельмеца,
— Во тьму внешнюю, потешную, блядь!
— Так-то, ражий будлыган-будинец,
— Шиллер-мыллер цельноструганный,
— Растаможенный себе на беду:
— Никуда теперь не денешься!
Я ж, беспочвенно подставив заре
Полированное ветром ебло,
Ухожу путём непуганным.

Ты не прыгай, не маши, не визжи —
Полижи меня да в рот положи:
И обрадую тебя, и смущу —
Липкой сладостью тебя угощу,
Поделюсь своей судьбой — ах, судьбой! —
Угощу тебя собой — ах, собой!
И расклеюсь, доживусь домоту —
У тебя я весь растаю во рту.
Пусть же снятся мне в пустом забытьи
Сладострадостные губки твои.

По хуям, по хуям, по хуяшкам, по хуюгам, хуинам лесным
ковылём
ковылял
ковыляшка,
и спохуйнички хрялися с ним!
По хуям, по хуям, по хуяшкам,
где берложатся
злые
хуйки,
ковырём
ковырял
ковыряшка,
По хуёбам хуял
напрямки!
Заеботой
зевотой
томился
да по хуюшке-хую
бродил —
да к пиздям да к мудям прилупился,
напиздил,
напиздил,
напиздил.
Корочёный мой пельмень дрочёный
попридох на чужой стороне —
И полёг
ковылёк
золочёный
по весне на казачьем говне.
Бухота,
бухота,
бухотища!
Да лихие
бухие
края!
Тильки тать по проселку просвищет —
и опять
ни хуя, ни хуя.
Кто усрался как барин суровый,
кто уссался как парень лихой —
по сугробам
бежит
самоёба
да Емеля
щукает
мудой.
А хуёк —
мотылёк —
долгоносик
По хуесьям хуяет-хуёт —
погуляй ещё,
маленький
пёсик,
уж покедова
тело
встаёт!
Ой, хуюшка,
подружкам
игрушка,
Ой вы ладушки — что же вы и где!
Расфунила
гугнивая
хрюшка,
и елда утонула в еде.
Эх, не дожить, не дожить, не до жиру —
не дожить, не дожить, не дожить,
не дожить, не дожить, быть бы живу —
да не тужи,
положи,
полижи!..

И нет ничего,
что было бы тем,
что близко к тому.

Мир меня ловил — не поймал.
Кайф меня ломил — обломал.
Обломался весь чёртов кайф.
Облажался весь белый свет.
В общем, чертовнёй чертовня.
Ничего на свете ить нет!
И теперь я как берендей,
Что бредёт по пояс в беде:
Я бреду по пояс в беде,
Подо мною пляшут муде.
Фальшь я ненавижу. И ложь.
Ложь я ненавижу. И фальшь.
Ну чего, судьба, ты мня бьёшь?
И чего тадыть делать дальш?
Наступает ночь на говно.
С возрастом мы любим сильней.
До чего же в жопе темно! —
Словно, блядь, в долине теней.
В общем, чертовнёй чертовня.
Нас ужалил Хуй в броньжилет.
Кто ж теперь полюбит меня? —
Обломайся, весь белый свет!