Михаил Харитонов - Безумный Пьеро

Но в бедовой голове маленького шахида что-то переключилось не туда. И душу его заполнила дикая бессмысленная надежда.

Однажды он уже убегал от Карабаса. И был спасён чудом — безумным прыжком из окна и вовремя подвернувшимся зайцем. И сейчас Пьеро внезапно поверил: чудо снова случится. Появится заяц и Пьеро опять убежит. Убежит, убежит, убежит — и достигнет Мальвины, Мальвины.

Ну конечно, это было безумие, глупость, дурь, херня. Ну вот чисто рационально. У Пьеро не было ни единого шанса.

Маленький шахид совершенно не удивился, когда увидел перед собой огромную морду зайца. Тот, весь прихуевший, пялился на Пьеро, как на новые ворота.

Если бы Пьеро немного пораскинул мозгами, то понял бы — это, вероятно, заяц того самого грибовика, чей труп он недавно обобрал. Которого каким-то чудом занесло вотпрямща вотпрямсюды. И неизвестно ещё, позволит ли заяц на себя залезть.

Но маленький шахид обо всём этом думать не стал. Он вскочил, схватил сумку с головой обломинго и наркотиками, прыгнул, вдел ногу в стремя, на зайце воссел, схватился за уши.

И вот тут-то, в эту самую секунду его тело парализовала воля Карабаса. Который, наконец, убедился, что это и в самом деле Пьеро.

Заяц дрожал мелкой дрожью, перетаптываясь на месте. Он был готов бежать куда угодно. Малейшего движения хватило бы… но Пьеро не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Он ничего не мог. Его можно было брать голыми руками.

Ну! Ну же! Ну хоть что-нибудь! Хотя бы какая-нибудь кусачая муха, чтобы ужалить скакуна! Но мухи не было. Не было и осы, пчелы, шершня. Зима, зима, тёплая итальянская — но всё-таки зима, губительная для диких насекомых!

А потом и заяц замер. Видимо, Карабас и его обездвижил. На всякий случай.

Чудо оказалось тщетным.

Буратина пизданулся в стог прелого сена.

Тотчас же очухался. И даже успел обрадоваться, что живой.

В следующую секунду на него свалился аннулипалп.

НА САМОЕ БЛЯДЬ ТЕМЕЧКО.

Слонопотам двигался по дороге не спеша, но уверенно. Восседающий на нём Карабас бар Раббас слегка направлял его путь мысленными импульсами.

Раввин не торопился. Застигнутый и пойманный Пьеро был стреножен, обездвижен. Его маленькая позорная душонка ещё на что-то надеялась, ещё как-то дёргалась. Но тщетно — ментальный капкан, в который она угодила, был несокрушим.

Карабас ощущал сознание Пьеро как маленькую розоватую хуету, похожую на залупу небольшого зверька. Рядом с ним мерцала фиолетовым чья-то совсем уж ничтожная душонка — видимо, какого-то ездового животного. На всякий случай раввин обездвижил это существо тоже. Поблизости колебалось и помигивало ещё одно светлое пятнышко, судя по оттенку ауры — собака, не очень-то умная. Её Карабас тоже прижал, тоже на всякий случай.

Нет, раввин не чувствовал ни злости, ни торжества. Ни даже особенного интереса. Почему Пьеро предал и сбежал от него, он знал и так. Его интересовало, как у него это получилось — ну, почти получилось. Но и это он сейчас узнает, как только подберётся поближе, чтобы чётко видеть мысли маленького шахида.

Он вдохнул свежий зимний воздух полной грудью…

Буратина снова пришёл в себя. Попытался пошевелиться. После нескольких неудачных потуг он понял, что с ним что-то не так.

Ну то есть выше пояса всё было норм. А вот ног он не чувствовал. Совсем.

Итак, Карабас вдохнул полной грудью свежий зимний воздух — и почувствовал, что в носу засвербело.

Как всегда в таких случаях, он задержал дыхание. Обычно это помогало, свербёж отступал. Но не в этот раз.

"Скобейда" — только и подумал бар Раббас. Какая-то ничтожная пылинка, которую и в микроскоп-то не углядишь, грозила приступом чиха.

Раввин зажал одну ноздрю и попытался высморкаться. Не получилось. Залез пальцем в нос. Стало совсем плохо.

Наконец, в груди бухнуло, и Карабас оглушительно чихнул. Слонопотам недоумённо поднял уши.

— А-а-аааап… — взвыл Карабас бар Раббас, закатывая глаза, — аап-чхи!.. ааап… чхи!! Ааааааааап… п — п — ппп… ЧХИ!

Слонопотам поднял хобот и недовольно вострубил. Звук чихания бил ему по ушам, и зверь демонстрировал неудовольствие.

— ЧХИ! ЧХИ! ЧХИ! Дочь твою Мать во все дыры! — тут в голове Карабаса включился еврейский чип и строго вопросил, уж не уверовал ли раввин в Дочку-Матерь, тем самым предавшись идолопоклонству.

— Скобейда! Да пошло оно всё! ЧХИ! ЧХИ! — Карабаса никак не отпускало.

— Вууу! — взвыли верные собаки. Они понимали, что шефу плохо, и выражали моральную солидарность.

Наконец, чихание замедлилось, а там и прекратилось.

Раввин потряс головой, продышался, улыбнулся — после чихания на него всегда накатывал приступ благодушия — и вдруг понял, что не чувствует разума Пьеро.

Проклятый чих сбило ментальную концентрацию. Он упустил маленького шахида. И двух других тоже.

Буратина с трудом подтянул ногу поближе ко рту и, извернувшись, укусил себя за щиколотку.

Щиколотка оказалась невкусной. И всё. Даже боли не было.

Когда Карабас понял, что Пьеро бежал, то, конечно, разозлился. Но не растерялся, о нет. Скорее даже наоборот — собрался, сосредоточился.

Сначала он нашёл место, где были застигнуты Пьеро и заяц. Раввин оставил полицейских собак всё там обнюхать и запомнить запахи. И встать на след, как только они его возьмут. А сам пошёл осматриваться: он помнил, что ощущал присутствие кого-то третьего.

Третий обнаружился поблизости. Это был бульдог, он лежал под деревом и зализывал порезанную лапу. Во время бегства он напоролся на что-то острое, лежавшее в земле неведомо с каких времён.

Карабас влез ему в голову и обнаружил воспоминания о Пьеро. Тогда он парализовал его, взвалил на плечо — испуганный пёс только постанывал — и понёс к слонопотаму. Он был намерен вытрясти из глупой собаки всё, что ей известно.

Тем временем его верные псы, наконец, взяли след. И погнали.

Заяц не останавливался.

Напрасно Пьеро орал, дёргал его за уши и лупил пятками по рёбрам. Перепуганный, прихуевший — а пожалуй что и перехуевший — зверь нёсся куда-то, не разбирая дороги.

Маленький шахид паниковал, заяц это чувствовал и прибавлял скорости.

В конце концов он добежал до какого-то покоса, где стояли неубранные стога прелого сена. У маленького шахида промелькнула мысль направить зайца прямо в стог. Но не успел даже попробовать — заяц наприподдал, обогнул покос по широкой дуге, и понёсся в каком-то абсолютно непонятном направлении. То есть — Дочь знает куда.

Тем временем Пьеро немного успокоился и начал соображать. В частности, он сообразил, что заяц не сможет вечно носиться как угорелый — он скоро выдохнется, а потом и встанет. Или, скорее, ляжет. Тут-то Пьеро с него и слезет. И спрячется где-нибудь на местности. Потому что Карабас на слонопотаме…