Михаил Харитонов - Безумный Пьеро

— Тогда "переводить", а не "изводить" — резонно возразил Буратина.

Пьеро вдруг замолк, задумался. Молчал он минуты три.

— И в самом деле, — признал он наконец. — Правильно — именно "переводить", что указывает на превращение. "Изводить" — это совершенно другое, это скорее "систематически обижать". Но "переводить" не лезет в размер. Под айсом я бы моментально решил эту мелкую проблемку. Но на чистяках оно нереально. Мой талант лишился крыльев.

— Давайте тогда в картишки сыграем! — предложил осёл. — Ну партеечку!

— Хуй те в руль, сруль! — Пьеро поднял было хворостину, но передумал. — Сруль… Мруль… Что-то в этом есть… Допустим, мразь — хуязь, тогда, скажем, объебос… Объебос — стос! — он защёлкал пальцами. — Стос — курьёз… кросс… артроз… навоз… вброс… альбатрос… пёс… а, кстати, пёс! Свежо! Значит так наверное — что ж ты, ласковый, кроткий, ёбаный стос… размер опять не тот… неёбаный стос… недоёбанный… о! Ненаёбаный! Это новое слово в моём творчестве! Что ж ты, ласковый, кроткий, ненаёбаный стос после пива и водки обоссался как пёс? Хотя ещё лучше было бы — "недонаёбанный". Как изысканно! И опять не лезет в строфу, да что же это такое…

— Начало лучше было, — сказал Буратина уверенно. Роль литературного критика ему понравилась.

— Сам слышу, — буркнул поэт. — Будем считать это временным решением, своего рода затычкой в жопе стиха… Сейчас нужно выстроить общий контур… Вот например такое. Никому не давайся, ни за что не возьмись — через хуй не кидайся, а к иному стремись!

— Глагольная рифма — брякнул бамбук.

— Ну, глагольная, — признал поэт. — А если так: и не вверх и не вниз? Впрочем, нет, хуйня тупая. Разовьём в таком случае тему позорности… Ты, позорный как ящер, пам-парам пам-парам… залупе́ц настоящий… ляпапа́м, ляпапа́м… Где душа твоя злая… я даже не знаю… промежухал ты в зряху наетую ряху…

— У нас в экспедиции начальник такими словами ругался, — оживился осёл, нехотя переставляющий копыта. — Роджер Веслоу его зовут. Вы с ним случайно не родственники?

— Ой вы ба́шли-кака́шли, без души как без башни, — нёс Пьеро какую-то чепуху. — И, конечно, итожа поганую рожу… рожу растворожу, зубы на́ зубы помножу… Да что ж это я такое несу… Ах, ебать твою суть! Похоёнки блядь мудь! Это уже какая-то новая искренность пошла… Слышь, Буратина, а что если Мальвина мне действительно не обрадуется?

— Могу на картах погадать, — встрял осёл. И получил-таки хворостиной по заднице. На этот раз — с оттяжечкой.

Осёл сглупил. С ослами это случается. И если бы только с ослами! Вот скажи-ка, любезный мой читатель… то есть батенька… а, ладно, не надо ничего говорить. Всяк сам знает за собой, когда и чего он по жизни прокула́нил.

Хотя в данном конкретном случае имел место чистой воды ослизм, можно даже сказать — алмазной огранки ишачество. Потому что нужно быть полным ишаком, чтобы… но по порядку!

В тот несчастливый день, когда Роджер Веслоу запретил азартные игры, осёл изрядно огорчился. Но нарушать приказ не посмел, И весь день занимался другими делами. Однако к вечеру его взяла тоска.

Ему бы переключить внимание на что-нибудь другое. Например, на пупицу Жанну Грегорьевну, которую в те дни как раз томила овуляция и скука. Не факт, что ему обломилось бы: Жанна как бы более выше себя ставила, чтобы спутаться с каким-то ослом-кашеваром. Да и картёжное заклятье так просто не выключилось бы. Но вдруг? И в любом случае — хоть какое-то отвлечение, ну? Ан нет. Очень захотелось ослу — если не сыграть, то хоть карты в ногах подержать. Аж закопытники чесались.

Так что он решил забиться в какой-нибудь уголок и там тихонечко разложить пасьянс "Могила Наполеона". Это ж вроде и не игра вовсе, а так, баловство.

И надо ж было такому случиться, что к ослу в стойло зашёл за каким-то делом мелкий лепёрдыш из отдела документации. Увидел у осла карты — и попросил его научить играть в секу.

Опять же: лучше бы ослу на это не поддаваться. Что стоило ему сказать, что у него пасьянс и все дела? Нет же! Наплевав на все предупреждения, он сел учить лепёрдыша картёжному делу, утешая себя тем, что играет "на просто так" — и это не считается. Ну а когда лепёрдыш проиграл восемь партий, ослу пришла в голову мысль малость порешать свой половой вопрос. Так что он сказал лепёрдышу, что "просто так" по картёжному — это жопа. Которую тот, дескать, и продул.

Вообще-то осёл не стал бы настаивать, не в том он был положении. Но лепёрдыш перепугался и убежал.

Тут ослу пришло в голову, что убежал он к безопасникам — ябедничать. И вот они сейчас придут и… Додумывать осёл не стал, а предпочёл удрать. Прихватив с собой карты.

Вопрос, на что осёл надеялся и чем думал, мы разбирать не будем. Если уж честно — не думал он вообще. Но если бы всё-таки включил голову, то, наверное, объяснил свои действия так. На раскопе дела обстояли неважнецки, делать ему там было нечего, в карты играть запретили, кашеварить надоело, надежд на устройство личной жизни не осталось. Сбежав, он мог присоединиться к потоку идущих в Город, но лучше — зайти в какую-нибудь деревеньку, там пристроиться на несложную работу за харчи, играть помаленьку, прикапливая сольдики. А дальше действовать по обстановке. Ну, план как план, не хуже прочих. Если бы он у него и вправду был. Но плана не было. А была самая обычная ослиная дурь, которая его некстати обуяла.

Самое обидное, что бежал он совершенно зря. Лепёрдыш ни к каким безопасникам не пошёл, а пошёл жаловаться на жизнь дружбанам. Там напился и заснул. Что касается осла, его хватились только утром. К тому времени его и след простыл. Эмпат-инсект, горестно пошевелив усиками, сообщил, что осёл сдристнул в северо-западном направлении.

Кролик Роджер тем временем отлёживался у себя в домике, намазанный противоожоговой мазью и замотанный в бинты, как лапландская мумия. Когда ему доложили о происшедшем, он устроил истерику, которую не припоминали и старые сотрудники. Он дичайше выл, орал, колотился, проклинал заковыристыми словами всё сущее, не-сущее и вездессущее, и вообще чудил и куралесил. Однако погоню за беглецом снаряжать почему-то не стал. А закончил словами "да насрать мне с прикоколдышем на этого зера́шпиля прыщеры́кнутого, тщу разбрю́хлую, пущай хиляет хоть до самой сракотани и чтоб его вся зель козелистая там отнюню́кала самым удивительным образом". Окружащие поняли эти слова так, что Роджер хоть и взбешён, но ловить осла не собирается. Что было довольно странно: кролик по жизни был известен прижимистостью, мстительностью и доёбчивостью.

На самом деле всё было не странно, а очень даже понятно. Отлёживаясь и скучая, кролик решил свой приказ о картах отменить, чтобы вечерами играть с доктором Коллоди в трик-трак. Вот только перед ослом ему было как-то неудобно, неловко. Увы! сквернослов и истерик Роджер так до конца и не поборол свою врождённую интеллигентность. Так что на самом деле он был даже рад, что серожопый удрал. Но показывать этого не хотел. Оттого и устроил всю эту малоприличную сцену.