Джеймс Блэйлок - Машина лорда Келвина

Потом, сдвинув на кончик носа очки, женщина уставилась на меня и весьма нелюбезно поинтересовалась:

— Что вам угодно?

Выходит, несмотря на всю ту канитель, которую я устроил здесь несколько дней назад, она полностью меня забыла. Это заставило меня сменить тон. Какого черта я с ней любезничаю? Терпеть не могу надменной снисходительности в людях, особенно у клерков и официантов, — у тех, кто не имеет перед тобой решительно никаких заслуг, кроме того прискорбного факта, что не ты их обслуживаешь, а наоборот. Собственно говоря, кто эта женщина, если не служащая? И кто наделил ее правом говорить со мной свысока? Даже если она владелица заведения, это не дает ей повода так важничать.

— Послушайте, — сказал я, опершись о стойку. — Я разыскиваю одну особу и ее сына. Уверен, что они остановились у вас или, во всяком случае, жили здесь еще неделю назад. Внешне они удивительно, я бы даже сказал, пугающе схожи. Сын — а ему на вид лет под тридцать — постоянно носит с собой игрушку: каучукового слона, который умеет реветь.

— Реветь ? — переспросила она, видно, ничего более не усвоив из моей маленькой речи. Упоминание о физиологических подробностях, вроде издаваемых слоном звуков, пагубно сказалось на ее способности понимать чистейший английский язык и любые доводы логики.

— Да бог с ним, с этим ревом, — отрезал я, теряя терпение. — Забудьте вы о нем!

Хвала богам, я вовремя спохватился, припомнив, как галантно общался Сент-Ив с хозяйкой «Короны и яблока». «Будь с ней помягче», — дал я себе совет и скроил любезную улыбку.

— Не в слоне дело. Меня интересует не слон, а женщина с сыном. Видите ли, она кузина моей матери. Я получил письмо, и в нем говорится, что эта женщина и ее сын… Кем, бишь, он мне приходится? Четвероюродным братом?.. Что малютка Билли, как мы звали его когда-то, хотя это не его имя, не настоящее… Ну так вот, что они здесь на отдыхе, и я не успокоюсь, пока не выясню, как у них дела.

Женщина сверлила меня взглядом поверх очков, ожидая продолжения. Можно подумать, все то, что я наговорил, не имело ни малейшего смысла и не выражало моих намерений.

Моргнув, я затянул новую песню:

— Где же, спросил я себя, могла остановиться любимая кузина моей матушки в таком городке, как Стерн-Бей? Где же, как не в самой прелестной из здешних гостиниц? Вот оно! Поэтому-то я пришел сюда, стою перед вами и спрашиваю: действительно ли упомянутая дама поселилась здесь?

Уж это должно было пробиться к ее сознанию — и, несомненно, пробилось, ибо первая же фраза — «Как зовут эту леди?» — была произнесена строгим учительским тоном, от которого моя кровь и прежде-то стыла в жилах, а теперь и подавно: я понятия не имел, как ее зовут.

— У нее сразу несколько имен… — неуверенно начал я, ломая голову в попытке вывернуться. — Знаете, как у испанцев? Она могла записаться под фамилией Ларсон, с «о» во втором слоге…

Я ждал, барабаня пальцами по дубовой стойке, пока женщина перелистывала журнал регистрации. Почему из множества самых разных фамилий я выбрал «Ларсон»? Откуда мне знать! Верно, по тому же принципу, что и «Бенбоу»: просто она первой пришла мне на ум.

— Увы, — сказала женщина и подняла взгляд.

— Тогда, может… — выдавил я и протянул руку к журналу. — Позвольте-ка я сам взгляну.

Она помедлила, но не найдя веской причины прятать от меня свои записи, развернула ко мне журнал и придвинула его поближе. Моя невинная просьба ничем ее не насторожила, а кроме того, вероятно, женщина не захотела расстраивать посетителя, лишив его матушку возможности свидеться с обожаемой кузиной. Потом моя визави вернула очки на переносицу и фыркнула.

Удастся ли мне вытянуть счастливый жребий? Я ведь не знал нужного мне имени. Что за комедию я ломаю? Каучуковый слон был единственным ключом к разгадке этой безумной шарады, но упоминание о нем не принесло желаемого результата. Стоит мне вновь заговорить об игрушке, и женщина тут же позовет констебля — в итоге я завершу расследование надежно привязанным к железной койке в одной из палат Колни-Хэтч [15] Крупнейший приют для душевнобольных в Лондоне конца XIX века. . Я будто барахтался в безбрежном море, тщетно пытаясь отыскать хоть соломинку, чтобы удержаться на плаву.

Бегло пролистав список гостей, я собрался было поблагодарить хозяйку и уйти не солоно хлебавши, как в глаза мне бросилась знакомая фамилия: Пьюл. Леона Пьюл.

Тут я понял, кем был тот безумец в кэбе. Понял, кто его мать, и не только это, но и тысячу других вещей, которые не замедлили обратиться двумя тысячами новых тайн и загадок. Уиллис Пьюл — вот кто завладел моим слоном! Мне следовало узнать его, но ведь с той поры, когда он возжелал Дороти, мою жену, тогда еще невесту, и вознамерился подло увести ее, минули годы. Допустить, что в сердце этого ужасного человека разгорелась хоть искра любви, я никак не мог. Помнится, сообразив, что Дороти никогда не станет принадлежать ему, Пьюл рехнулся от ревности и едва не угробил кучу народа. В ту пору он был подручным доктора Нарбондо, но они повздорили, и последний раз Уиллиса Пьюла видели в коматозном состоянии (к тому времени он окончательно съехал с катушек) в повозке Нарбондо, увозившей его в неизвестном направлении, навстречу неопределенной судьбе.

Я запомнил номер, где остановились мать с сыном. Они еще не съехали и, вполне вероятно, находились сейчас у себя, наверху. Интересно, а как трактовать тот нелепый случай, когда сидевший в кэбе Пьюл отнял у меня слона? Он решил поиграть со мной или поиздеваться? И не Уиллис ли стрелял в того попрошайку? Я поблагодарил женщину за стойкой и, отойдя, начал неспешный подъем по плохо освещенной лестнице: мне думалось, что по расположению 312-го номера я сумею понять, можно ли выстрелом из его окна уложить человека на далекой обочине.

Признаюсь честно: меня прямо-таки распирала самонадеянная гордость за содеянное, ведь я «напал на верный след». Стоило бы еще проследить связь между дедом Пьюла и Нарбондо-старшим, которая, если я правильно улавливаю суть вещей, как в зеркале отражала взаимоотношения между Пьюлом и горбатым доктором. При чем тут, однако, Хиггинс? Что, если он напал на след утерянных алхимических записей, сыгравших трагическую роль в судьбе семьи миссис Пьюл? Не ему ли пришла в голову мысль оживить Нарбондо, чтобы с его помощью отыскать их? И теперь все они, похоже, скрываются в этом городке или где-то поблизости, шантажируют правительство с помощью машины лорда Келвина и, предвкушая богатый выкуп, медленно размораживают доктора Нарбондо в ледовом хранилище…

В этот момент я вновь ощутил острейшее одиночество и пожалел, что Сент-Ив и Хасбро, занятые сейчас чем-то другим, не смогут поддержать меня в моих изысканиях. Ступеньки скрипели под ногами. Лучи закатного солнца, просачивавшиеся сквозь грязные стекла, почти не освещали лестничную клетку, и над моей головой сгущались тени, которые, казалось, с нетерпением ожидали, когда я поднимусь на сумеречную площадку третьего этажа, чтобы напасть.