Джеймс Блэйлок - Машина лорда Келвина

Никаких шансов: мальчик умрет завтра. От силы послезавтра. Пневмококковый менингит — таков окончательный диагноз. Пусть поспешный, поставленный при свечах и с помощью перевернутого фужера, но это вне всяких сомнений пневмония, и ее одной достаточно, чтобы свести в могилу. Сент-Ив постоял еще немного, размышляя над скрючившимся на полу тельцем. Что ж, менингит вполне объясняет возникновение горба. Если Нарбондо каким-то чудом удастся выжить, нанесенный болезнью вред с годами скрутит его хребет в дугу.

Точно ли он оценил состояние ребенка, в принципе не важно. Мальчик обречен; уж в этом-то Сент-Ив ничуть не сомневался. Он прикрыл ребенка одеялом, скинул свое пальто и набросил сверху; мальчик дышал теперь очень часто, как щенок, утомленный беготней по жаре. Приравнять этого маленького страдальца к чудовищу, в которое Сент-Ив выстрелил на площади Сэвен-Дайлз, ученый никак не мог. Не получалось. Два совершенно разных человека. «Время и случай», — подумалось ему. Еще и полгода не минуло с той поры, как он произнес эти слова в попытке объяснить, как дошел до жизни такой… И его вновь объяли тоска и чувство тщетности всего сущего.

Человечество представилось ему скоплением маленьких испуганных зверьков, которые отчаянно барахтаются в черной трясине. Мудрено ли забыть о давних проблесках счастья! А это обреченное дитя наверняка ни о каком счастье и не ведало… Сент-Ив со вздохом потер лоб, стремясь развеять сковавшую его усталость: подобные мысли никогда ни к чему хорошему не приводили. Лучше отдать их на откуп философам, — у тех хотя бы бутылка бренди всегда под рукой. Здесь и сейчас, при виде хрипящего на полу мальчишки все высоконаучные абстракции и вовсе казались бессмысленны. Сент-Ив кивнул, приняв внезапное решение.

Он оставил три серебряные монеты на столе, а на умирающем — свое пальто; шагнул прочь с подоконника и притворил за собою окно. Если ему не суждено вернуться, пусть оставят себе и пальто, и деньги; впрочем, даже возвращение ничего не изменит. Выбравшись на крышу, Сент-Ив вздрогнул от холодного ветра и поспешил к батискафу, отрешенный от утренней суеты и копошенья людской массы внизу.

Пробираясь через раздвижное окно в свой рабочий кабинет — такой же, каким он его помнил, — Сент-Ив где-то в глубине души ожидал встретить там «двойника» в виде тающего в воздухе старца. С другой стороны, ему давно следовало бы исчезнуть: Сент-Иву нынешнему понадобилось изрядно времени, чтобы выбраться наружу через окошко силосной башни и неслышно подойти к дому. Скорее всего, здешний профессор Сент-Ив давным-давно умер, — ведь нынче 1927 год, наугад выбранный на циферблате. У особняка, поди, новый владелец — какой-нибудь заядлый охотник, промышляющий на заре с ружьем, заряженным мелкой дробью. Впрочем, внутренность башни говорила об обратном: там громоздились всякого рода загадочные аппараты из числа тех, какие мог изобрести и построить только ученый, кто-то вроде Сент-Ива, — причем, как ни странно, ни один не выглядел ржавым или сломанным, даже напротив: в башне царил идеальный порядок… Куда же делся безумный хаос, оставленный… Постойте-ка, а когда это было?

На миг он ощутил полную дезориентацию — не смог вспомнить ни года, ни числа своего отбытия.

Да и кабинет блещет чистотой: ни тебе сваленных как попало книг, ни разбросанных бумаг. Мысли Сент-Ива обратились к миссис Лэнгли, но он сразу отогнал прочь кольнувшее его чувство вины: не дело сейчас заниматься самобичеванием. Миссис Лэнгли придется обождать, сейчас гораздо важнее присмотреться к кабинету, который изменился самым любопытным и многообещающим образом. Здесь обнаружилось множество интересных предметов, наводящих на самые смелые предположения. Под потолком, к примеру, был подвешен скрепленный проволокой скелет крылатого ящера, а к стене парой деревянных распорок крепилась бедренная кость огромной рептилии, не уступавшей по размерам бронтозавру. Значит, он все же начал потакать своим прихотям и всерьез занялся палеонтологией? Иначе откуда это все? Неужели он воспользовался машиной времени и совершил путешествие в эпоху динозавров? По хребту Сент-Ива пробежала дрожь сладостного предчувствия, а вместе с ней пришло и подтверждение догадки: что бы ни случилось далее, все сложится самым наилучшим образом. Ученый, обставивший эту комнату, явно не ограничивал себя в собственных устремлениях.

Сент-Ива вдруг словно по голове огрело: он нынешний вовсе не похож на подобного человека! Во всей этой самоуверенной чистоплотности нет жизни! Скорее назад, в прошлое: нырнуть в механизмы времени, стать той железной стружкой, которая, быть может, застопорит их напрочь. Перед ним сейчас лишь одно из возможных проявлений будущего, столь же непрочное и эфемерное, как мыльный пузырь. Бросив случайный взгляд в зеркало, Сент-Ив вздрогнул от неожиданности: оттуда смотрело помятое изможденное лицо, и он непроизвольно коснулся давно небритой щеки, вмиг утратив новообретенный оптимизм.

На чисто прибранном столе лежал листок бумаги. Записка? Подняв ее, Сент-Ив только сейчас приметил бутылку портвейна со стаканом и невольно улыбнулся, вспомнив вдруг о легкомысленном плане переправлять вино из будущего в прошлое. Зачем, если можно отведать вожделенный напиток прямо сейчас?

— Будем здоровы! — возгласил он, удобно устраиваясь в кресле, чтобы прочесть записку. «Я вынес из башни все барахло, — говорилось там. — Иначе ты материализовался бы внутри автомобиля, и это вызвало бы взрыв бог знает какой силы. И прекрати самолюбование, выглядишь ты преотвратно. Езжай и побеседуй с профессором Флемингом [19] Александр Флеминг (1881–1955) — британский врач-бактериолог, открыватель пенициллина — первого из известных антибиотиков. в Оксфорде. Пусть он производит впечатление неуклюжего идиота, зато у него есть то, что тебе нужно. Мы с Флемингом вроде как друзья, так что отправляйся немедля, а потом катись отсюда ко всем чертям и не возвращайся. Сам знаешь — от тебя зависит будущее, а посему попытайся не чураться собственного предназначения. Пока же ты только навлекаешь беды на свою бестолковую голову. Взгляни на себя, бога ради, — самому же тошно станет».

Хмурясь, Сент-Ив вернул послание из будущего на стол и опрокинул в себя остатки портвейна из стакана. К нему опять вернулось скверное настроение, записка тому виной. Откуда этот насмешливый, высокомерный тон? Да как он смеет? Забыл, с кем разговаривает? Сент-Ив уже почти решился… на что, собственно? Он покрутил головой, чувствуя, что атомы бестелесного «двойника» парят где-то рядом… Возможно даже, прячутся в костях нависшего над ним птеродактиля? Узкие пустые глазницы рептилии неожиданно вызвали в памяти Сент-Ива образ из детства: школьный учитель с похожим на клюв острым носом.