Стенли Вейнбаум - Под знаком «Если» [litres с оптимизированной обложкой]

– Ну, конечно, вы сделаете это, Дик. Я уверен, что во второй раз голова будет меньше кружиться. Естественно неожиданная высота повлияла на вас так, если бы вас без предупреждения подвели на край гигантской пропасти. Но на этот раз вы будете готовы, и эффект будет гораздо меньше.

Ну, так и произошло. Через несколько мгновений я был в состоянии полностью сосредоточиться на показаниях эттитьюдинизатора. Явления, которые он воспроизводил, были странными. Я вряд ли понимаю, как описать ощущения, которые получаешь, смотря на мир через фильтр чужого ума. Это почти невозможно сделать, как в конечном итоге невозможно описать любое другое ощущение.

То, что я увидел, было калейдоскопическим множеством цветов и форм, но удивительным, поразительным, немыслимым было то, что я не мог узнать ни одного цвета! Глаза Мандерпутца или, возможно, его мозг интерпретировали цвета совершенно иначе, другим, чуждым для моих глаз и мозга способом, и спектр в итоге становился настолько странным, что ни один оттенок невозможно было описать словами. Сказать так, как я сказал профессору, что его красный цвет выглядел для меня как оттенок, лежащий между фиолетовым и зеленым, значит не сказать ничего. Единственный способ, с помощью которого третье лицо смогло бы что-то понять, заключался в том, чтобы это третье лицо с помощью эттитьюдинизатора изучило мое восприятие мира Мандерпутца. Таким образом, оно смогло бы составить свое представление о том, каким мне видится красный цвет Мандерпутца.

А формы! Мне потребовалось несколько минут, чтобы определить, что странный, угловатый, искаженный предмет в центре комнаты является простым лабораторным столом.

Но, конечно, наиболее странной его точка зрения выглядела не по отношению к предметам материального мира, а в его отношении к людям. Большинство его мыслей в тот первый раз было для меня недоступно, поскольку я еще не научился интерпретировать символы, которыми он мыслил. Но я понял, как он воспринимает людей. Существовал, например, Картер, работающий в большой лаборатории. Я сразу увидел, каким медлительным, неумным трудягой казался он Мандерпутцу. И там была мисс Фиц, мне она, признаться, всегда казалась непривлекательной, но по сравнению с отношением к ней профессора она для меня была сущей Венерой! Вряд ли она казалась ему человеческим существом. Я уверен, что он никогда не думал о ней как о женщине, но лишь как о части удобного, но несущественного лабораторного оборудования.

В этот момент я увидел себя глазами Ван Мандерпутца. Ой! Может быть, я не гений, но я твердо уверен, что не являюсь смеющейся обезьяной, каким выглядел в его глазах. И, возможно, я не самый красивый мужчина в мире, но если бы я знал, что выгляжу таким образом, то… И потом в качестве кульминации я почувствовал, что думает Ван Мандерпутц о самом себе!

– Хватит! – закричал я. – Я не останусь тут просто для того, чтобы меня оскорбляли. Это слишком!

Я сорвал с головы эттитьюдинизатор и бросил его на стол, неожиданно почувствовав себя глупо при взгляде на усмешку профессора.

– Действуя в таком духе, вряд ли можно достичь великих достижений в науке, Дик, – добродушно заметил он. – Готовы ли вы описать характер этих оскорблений и, если возможно, охарактеризовать также работу эттитьюдинизатора? В конце концов это то, зачем вы должны были вести наблюдение.

Я покраснел, поворчал немного и выполнил все, что он хотел. Ван Мандерпутц прослушал с большим интересом мое описание различия наших физических миров, особенно разницу представлений о форме и цвете.

– Какое поле деятельности для художника! – воскликнул он наконец. – К сожалению, это поле должно навсегда остаться невспаханным, поскольку, даже если художник воспримет тысячи точек зрения и узнает бесчисленное количество новых цветов, его краски по-прежнему будут воспроизводить для зрителей те же старые цвета. – Он задумчиво вздохнул, а затем продолжил: – Однако устройство, по-видимому, вполне безопасно. Поэтому я ненадолго воспользуюсь им, привлекая к исследованию спокойный ум ученого, которого не будут беспокоить те мелочи, которые, кажется, так беспокоят вас.

Он надел эттитьюдинизатор, и я должен признаться, что начальный шок профессор выдержал несколько лучше, чем я. После удивленного «Уф!» он благодушно погрузился в анализ моей точки зрения, пока я сидел, несколько смущенный, под его спокойным взглядом. Правда, спокойным он оставался около трех минут.

Вдруг профессор вскочил на ноги, сорвал прибор с лица, которое вместо нормального румянца приобрело багровый цвет гнева и раздражения.

– Пошел вон! – заорал он. – Так вот как выглядит Ван Мандерпутц в ваших глазах! Дебил! Идиот! Имбецил! Пошел вон!

Спустя неделю или десять дней, проходя мимо университета, я заинтересовался, простил ли меня профессор или еще нет. В окне его лаборатории, находившейся в корпусе физики, горел свет, поэтому я зашел, пробрался мимо стола, где трудился Картер, и обогнул угол, в котором мисс Фиц со скучной чопорностью занималось своей бесконечной перепиской лекций.

Ван Мандерпутц встретил меня достаточно радушно, правда, в его поведении чувствовалась некоторая подавленность.

– Ах Дик, я рад вас видеть, – начал он. – Со времени нашей последней встречи я многое узнал о глупости мира, и мне теперь кажется, что вы на самом деле являетесь одним из наиболее светлых умов современности.

Услышать такое от Ван Мандерпутца!..

– Ну… спасибо, – сказал я.

– Это правда. В течение нескольких дней я сидел там, у окна с видом на улицу, и воспринимал точки зрения прохожих. Поверите ли, – он понизил голос, – поверите ли, что только семь и четыре десятых процента имели хотя бы некоторое представление о существовании Ван Мандерпутца? И, несомненно, большинство из этих немногих составляют студенты, которые учатся по соседству. Я знал, что средний уровень интеллекта низок, но мне не приходило в голову, что он настолько низок.

– В конце концов вы должны помнить, что достижения Ван Мандерпутца таковы, что оценить их могут только несколько просвещенных, – сказал я, утешая его.

– Очень глупый парадокс! – отрезал он. – На основе этой теории можно подумать, что чем выше интеллект, тем меньшее число людей должно о нем знать, и наивысшим будет то достижение, о котором никто даже не слышал. Согласно этому тесту вы стали бы более великим, чем Мандерпутц, что очевидно reductio ad absurdum [7] Приводит к абсурду (лат.). .

Он посмотрел на меня с такой укоризной, что я о таком даже и помыслить не посмел бы, затем его сверхнаблюдательный глаз увидел что-то во внешней лаборатории.

– Картер! – заорал он. – Это синобазисный интерфазометр на позитронном потоке? Дурак! Какие измерения вы собираетесь делать, когда ваш измерительный прибор сам является частью эксперимента? Уберите его и начните все сначала!