Екатерина Лесина - Понаехали!

- Спасибо.

- Тебе… - серьезно ответил он. И нахмурился паче прежнего. – Я… я читал, что старый замок зачарован. Что… некогда его напитали силой.

- Напитали, - согласилась Лика. – Только ж любая сила заканчивается…

…а теперь от, стало быть, она и пополнит. Света много. Солнца тоже. Хватит, чтобы до краев до самых.

- И… когда-то давно я пытался понять, с чего все началось. Читал… дневники читал, правда, почти и не сохранились. Воспоминания. Тоже мало что… часто даже разные люди писали разное.

- Врали?

- Не без того, - Славка усмехнулся и снова лицо отер. – Чем тебе помочь.

- Говори.

- Говорю… мне интересно было. Сперва только это, потом вовсе все… думал, летопись рода составить, чтоб от начала времен. Так вот… там столько путаницы, что… как объяснить… даже имя первой царицы разным называли. Одни кликали Милодарой, другие Мораной… а ведь казалось бы серьезные документы… порядок должен быть.

- Может, он и был? – спросила Лика, ничуть не отвлекшись, ибо нить истончалась, пока незаметно, и ощущалось это лишь пальцами, но все же немного осталось. И потому аккуратнее быть следовало.

Осторожнее.

- То есть?

- Ну… может, их две было? И Милодара, и Морана…

Славка замер.

И рот раскрыл. Верно, хотел сказать что-то, да не успел. Нить оборвалась-таки с тонким звоном, а в следующее мгновенье свет полыхнул, затопил и башню, и весь терем.

А вот в коридоре было людно. И люди шумели, трясли оружием, кто-то с кем-то спорил, ругался прегромко, так, как батюшка, когда торговаться изволил. Баська даже заслухалась, до того тот, ругающийся, выражался ладно. Оно-то, может, девке и не пристало, но что-то подсказывало: всякое умение в жизни сгодится. А уж красивого говорения, так и подавно.

- Что тут происходит? – громким голосом поинтересовался Елисей. И сразу стало понятно: от и есть государь природный. Даже если без золотых одеж и венца над головой. Вместо венца – волос сияет, топорщится, и пригладить бы, да как-то оно… не к месту.

- Так… - боярин поклонился, медленно так. – Люди пришли…

- Где наши дочери? – возопил тот, что ругался. Средь прочих он отличался и немалым ростом, и широтою плеч мало Святу уступал.

- А где ваши дочери? – переспросил Елисей и на брата глянул.

Тот плечами пожал: мол, знать не знаю, ведать не ведаю.

Другие бояре, которых в коридоре набилось, что рыбы в бочке, спешно закивали, загомонили, кто-то и посохом стукнул.

- А ну, тихо! – рявкнул Елисей вновь. – Дочери ваши под матушки моей опекой. И для беспокойства я не вижу…

- Бают, что ведьмы злокозненные учинили проклятье! – отозвался кто-то из-за плеч могутного боярина.

- На всех наслали!

- Смертное!

- Впервые слышу, - ответствовал Елисей, правда, без особой уверенности.

- Нам надобно убедиться!

- Глянуть!

- Проверить…

Бояре загомонили, а вот Баська нахмурилась. Оно-то, конечно, случается всякое, и отцы любящие беспокойствие проявляют, сие нормально, но вот… будто грязь их опутывала.

Всех.

От этое грязи становилось не по себе.

- Ты видишь? – шепотом спросила Маланька, подвигаясь ближе. И за руку взяла. Для уверенности. Баська же кивнула.

Видит.

Как сие не увидеть.

Этот вон, который громче всех ругался, совсем замороченный, а прочие – кто как, на иных самая малость, а кто и вовсе грязью будто бы с ног до головы покрытый.

И хотело было сказать.

Рот раскрыла, как…

Окна блеснули светом отраженным, только шел он будто бы не снаружи, где солнце уж летело к земле, грозя скорой ночью, а изнутри, от самого камня.

От потолка расписного.

От стен, узорами покрытых. И свет этот заполонял коридор, окутывал людей, сжигая ту самую грязь. И люди вдруг замолкли.

Кто-то охнул, за грудь схватился. Кто-то головою закрутил, нахмурился, будто не понимая, где он и как-то в этом месте оказался. Кто-то вовсе молитву забормотал. А свет… свет наполнял терем царский, будто чашу. И Баське подумалось, что уж теперь-то точно все сладится.

- Идем, - дернула она царевича за рукав. – И вправду глянуть надо. А то ж боярские дочери, не…

- Свят?

- Идите, - Святогор встал поперек коридора. – А мы тут… побеседуем.

- Что деется, - заныл кто-то. – Что деется…

- Вот и мне интересно очень, что тут происходит, - чуть громче произнес Святогор. – Вы зачем пришли сюда? Кто вовсе вас отправил.

- Так… Медведев сказал, что надыть…

И указали на того самого боярина, а тот ничего не ответил. Замер посеред коридора, рот приоткрыл, зенки выпучил. И вид у него сделался такой, что прямо глядеть боязно. Стоит, покачивается, на посох опираясь, хрипит да клекочет, будто сказать что-то собирается, но силов на разговор не осталось вовсе.

- Чегой это он?

Сполз по стеночке еще один боярин, за горло хватаясь.

И…

- Стоять! – рявкнул Свят, и меч поднял. – Никто никуда не уйдет, пока я не получу объяснений.

Бояре зароптали.

Кто-то попятился.

Но снизу уже доносился грохот: стража спешила в царские покои. И Баська лишь надеялась, что спешила помогать… впрочем, помогать тоже можно по-всякому.

- Кто попытается скрыться, будет признан смутьяном, - завершил Елисей и потянул Баську за собой. – Что касается невест, то я не слышал, чтобы с ними что-то да приключилось. Однако возьму на себя труд немедля в том убедится.

- Стоять! - крикнули уже из толпы, и голос этот был звонким.

Не мужским.

Бояре расступились, пропуская кого-то… а кого – не поймешь. То ли мужик худой да лядащий, то ли девка, мужское платье прибравшая. И дрожь пробрала всех-то. У Баськи самой вона прямо руки похолодели. И ноги. И сердце заухало громно и страшно.

- Что ж… так даже лучше будет… - пришлый таки бабой оказался. Тонкою, звонкою, страшною, то ли сама по себе, то ли от того, что прям чернота во внутрях этой бабы копошилась. Этакой-то жути Баська не видывало.

А баба подошла.

И бояре расступались перед нею, что перед хозяйкою. А она-то и держалась по-хозяйски. Ишь ты… и главное, заговорила. А голос медовый, сладенький.

- Что ж ты, царевич, на слуг своих говоришь дурное? Не видишь разве, что беспокойство их мучит, за детей своих, за дочек родимых, которые ведьминым произволом того и гляди сгинут?

И голос этот такой, что слухать его и слухать.

Вона, царевич, прямо заслухался…

И второй.

И Маланька рот приоткрыла, но тут же закрыла, нахмурилась этак, недобро. А после подвинулась бочком и как дала этой вот, говорливой, да в глаз.

- Ишь ты, - сказала Маланька. – Вздумала чужих женихов морочить!

Та-то только и бухнулась на пол.

Рука-то у Маланьки крепкая… ну а как девка бухнулась, то бояре и загомонили вновь, головами закрутили, словно и не люди, но гусаки на батюшкином подворье. И гогочут тоже громко.

- Что… - Елисей моргнул.