Екатерина Лесина - Понаехали!

Царевич лежал.

И не понятно, живой ли, мертвый… тихо всхлипнула царица, совсем по-простому слезу ладонью смахнувши. Маланька опустилась подле своего названного…

Склонилась.

Шепчет чего-то… а он тоже лежит. И светиться перестал, что, конечно, к лучшему, потому как где это видано, чтоб человек живой да светился-то?

Вот то-то же…

Баська тихонько взяла царевича за руку. Погладила, осторожненько этак. Сказала тихо:

- Ты… глаза открой-то.

А он лежит.

Закрыл и…

- Матушка вон, извелась вся… и вовсе… и негоже это, чтоб цельный царевич на полу валялся… водицы вот сыщут. Водицей всяко легче…

Тихо так.

Даже слышно, как шелестят листья дубовые. Да только толку-то… и не дышит. Сам бел. А не дышит. Сердце в грудях не бьется. Баська склонилась, чтобы послушать, а оно… вот никак. И слезы на глазах закипели от обиды. Не то, чтоб она в царицы желала… толку-то царицей быть… небось, с ведьмой оно интереснее, нежели в тереме век вековать. Но это же ж… он же ж хороший.

Славный.

И глядишь, что-то да получилось бы… а коли нет, то и пускай… пускай бы отыскал другую невесту, более годную чтоб в царицы пойти. Или лучше ту, что по сердцу… чтобы жить счастливо.

Деток наживать.

А он… лежит тут.

Слезы сами из глаз потекли, горючие, на лицо капают, а он… в сказках бы давно ожил, только тут не сказка. И Баська знать не знает, ведать не ведает, как быть…

- На от, - ей сунули в руку что-то. Баська моргнула и… взяла.

Теплый флакон. Навроде тех, в которых батюшка масла возил драгоценные. Он и Баське поднес, с розовым, которое пахло… хорошо.

Правда, в нынешнем было не масло – вода.

Обыкновенная или…

- Как захочешь, так и будет, - сказала Лилечка, улыбаясь ласково-ласково. И от улыбки её сделалось Баське не по себе.

Она слезы отерла.

Стыдно-то коровою реветь да на людях. И спросила:

- Что с ним?

А Лилечка, которая не гляделась больше маленькой, даже ребенком, ответила:

- Душу он потерял. По собственному согласию. Одна из тела ушла, другая не успела занять. Вот и лежит пустое.

- И…

- И если душу приманишь, тогда очнется. Может, и так, конечно, но лучше с душой. Бездушники много творят… неладного.

Баська огляделась и…

…не то, чтобы все взяло да переменилось. Нет… никуда-то не подевались дубы вековые, только покои царицыны больше прежнего расперли. Окошки открыты, ветер сквозь них пробирается, несет запах то ли гари, то ли цвета…

Ведьма стоит.

Смотрит.

Коты… лежат. Антошка подле царицы, которая тут же, присела на корешок и ждет, только мнет платочек пальцами белыми. И платочек этот, измятый, того и гляди в клочья разлетится.

Маланька сидит. И еёный царевич очунял, стало быть, если тоже сидит, вон, даже приобнял одною рукою.

Третий с Ликою в стороночке держится.

А вот Лилечка рядышком. За нею еще кто-то, да глаза вновь слезами заволокло.

- Решай сама, - Лилечка погладила руку, и до того холодным прикосновение её было, что Баська вздрогнула. – Он может уйти, и тогда душа его обретет покой. А коль оживет… я не ведаю, вернется ли она. Или не она вернется.

- Я ведаю, - решительно сказала Баська и, взболтавши склянку, вылила царевичу на самую макушку. А потом наклонилась, зажмурилась и поцеловала, что было силы.

В конце концов, не могут сказки во всем врать!

Так что…

…будет она женою, не будет…

А вот от Баськи еще не один царевич не уходил и…

…заурчали коты.

И ветер теплый полетел-понесся по-над полом, сметая и пыль, и смрад. Запахло летом, тем, которое медвяное, духмяное, с пчелиным рокотом, с гулом грозы ближней.

Она вон идет.

Пускай себе… пусть идет, пусть омоет земли, пусть…

Ухнуло там, в груди, сердце, и застучало. И… руки чьи-то обняли Баську, стиснули крепко, так, что прямо ребра захрустели, а после и спросили, не руки, само собою, но царевич:

- Все ж таки пойдешь за меня! Теперь-то тебе деваться некуда…

- Ты… - Баська носом шмыгнула и все-таки разревелась. – Ты… сперва докажи, что ты – царевич, а не… не…

Доказал.

Ну вот навряд ли бабы, даже сотни лет прожившие, этак целоваться способные…

Совсем стыд потерял!

Окаянный.

Глава 68 Про то, что у всякого деяния свои последствия есть

Глава 68 Про то, что у всякого деяния свои последствия есть

Прежде чем рушить мост, убедить, что ты на правильном берегу.

Совет, данный воеводой Никушиным своему преемнику.

Лилечка… она понимала, что все не совсем так, как должно бы, что, наверное, она пугает.

Ведьм точно пугает.

Еще там, внизу, как напугала, так они и попритихли, но никуда не подевались, пристроились сзади. И шли. Сперва одним ходом, который в зачарованную залу вывел, где душа потерявшая быа, потом другим.

Правда, в зале той задержаться пришлось.

Не Лилечке, нет… то есть, она-то все видела и понимала, но не только она. И душу мятущуюся, что с воплем диким силилась пробраться в тело, поймала.

Поймала и прижала к себе.

Тепленькая.

Злая.

- Хватит уже, - сказала ей Лилечка. И душа заплакала от боли. – Много дурного сделали они. Много дурного ты. Довольно… что было, то было.

Она пыталась вырваться, эта душа, меченая другою силой. И Лилечке пришлось держать её крепко-крепко. Может, и не удержала бы, когда б не Фиалка, которая в душу вцепилась коготками и еще зубами тоже. Заурчала, упреждая.

Тогда-то та и затихла.

А потом…

Лилечка просто собрала темное, что на душу налипло.

Гарь.

И копоть.

И… другое всякое. Много собралось. Тогда-то та вовсе успокоилась.

- Отпусти, - велела Лилечка, и Фиалка когти убрала. А душа обрела себя, ставши девицей бледной, прозрачной. Она вздохнула.

Огляделась.

И сказала:

- Так не честно!

- Отчего же?

- Они будут жить… его праправнуки.

- И твои.

- Они на троне!

- А твои? – спросила Лилечка. Ей было жаль эту женщину, и той, которая стояла за Лилечкою, тоже.

- Мои… мы… так все одно не честно! – она стиснула кулаки. – Он… сам согласился! И я…

- Ты хотела бы прожить чужую жизнь?

- Свою! Я хотела бы прожить свою и…

- Скоро будет срок и у царицы родится дочь… - сказала Лилечка, глаза прикрывая. – Если хочешь…

Душа… еще злобилась. И право имела. Много обид было причинено ей. Много обид она сама причинила. Как взвесить?

Как понять, кто прав?

- Отдай, - взмолилась душа.

И Лилечка разжала руки, отпуская.

- Пробуй, - сказала она. – Сумеешь его одолеть, тогда и тело твое… нет…

Царевича она тоже видела.

Красивый.

Не такой красивый, как Норвуд, но, пожалуй, не будь у Лилечки Норвуда, она бы даже влюбилась. А тот глядит строго-строго. И руки на груди скрестил.

Встал.

- Ты… дал слово, - сказала душа.

- Дал, - отвечал царевич и, со вздохом, отступил. – Я сдержу его… только… ты тоже помни, что обещала.