Екатерина Лесина - Понаехали!

И брови всенепременно дужкой.

- Знаем мы эту моду… развратница!

- Сама такая! – возмутился Мишанька. Нет, в той жизни он бы, может, и не обиделся. А в этой сам божественный камень засвидетельствовал его полную невинность.

А тут обзываются.

Боярыня покраснела и так, что краснота эта пробилась сквозь толстый слой пудры. Она раскрыла рот и издала тонкий протяжный звук, то ли стон, то ли крик.

- Что здесь происходит? - раздался тихий властный голос, и Мишанька понял, что знакомство с государыней состоялось несколько раньше, нежели было запланировано.

- Она…

Девки присели, а то и сгорбились, поклон изображая, а одна и вовсе в поясе переломилась, ладонью по полу мазнув. Боярыня же вытянула руку и ткнула в Мишаньку пальчиком.

- Она… она! Всякий срам потеряла!

- А она обзывается, - Мишанька решил, что терять-то ему всяко нечего.

Выгонят? Так он со всей возможною радостью выгонится, пока… не вылезло, что он, конечно, может, и девица ныне, но не так, чтобы с большим девичества опытом.

Куда ему на смотрины?

И вообще…

- Зимолюба?

Царица выгонять не спешила. Она прошлась вдоль строя, аккурат, как прежде прохаживалась боярыня, и девки, без того растерянные от высокое этое чести, вовсе застыли неподвижно. И дышать-то, верно, боялись.

- В-вырядилась! Ни стыда, ни сраму… - проворчала боярыня в стороночку, но как-то… неуверенно, что ли.

- Ведьма?

- Ведьма, - со вздохом согласился Мишанька.

- Любопытно… прежде ведьмы благословения не удостаивались, - сказала царица, Мишаньку разглядывая.

- Развратницы потому как… - вновь подала голос боярыня.

В стороночку.

- Сколько тебе лет, дитя.

Дитятей себя Мишанька никак не ощущал. Но не спорить же с царицей.

- Двадцать пять, - потупившись, признался он.

- И не замужем?

Тут Мишанька счел нужным промолчать. Он-то был женатым, но то раньше, а теперь, когда государь бумаги-то подписал, оно и вышло, что он и не замужем, и не женатый.

- Перестарок еще…

- Богам виднее, - произнесла царица миролюбиво. – Наш долг сделать так, чтобы смотрины прошли… без происшествий. Что ж… с тем представляю вам достопочтенную Зимолюбу Никодимовну Мещерскую, которая и будет следить, что за порядком, что за… всем прочим. С просьбами ли, с пожеланиями ли, с жалобами, коли такие приключаться, обращаться к ней. Она же ведает и холопками, приставленными вам в услужение. И нет, некоторое время вам придется довольствоваться ими, ибо дворец пусть и велик, но не безразмерен, еще и слуг мы точно не вместим. Полагаю, по одной девице на двоих будет довольно…

Стоявшая подле Мишаньки девица губы поджала, но все же, если и была недовольна, то сумела это недовольство скрыть. А вот та, другая, в роскошном летнике, расшитом золотом так, что сделался он тяжел, словно доспех, не удержалась:

- У папеньки мне дюжина служила!

Царица опалила её взглядом, но все ж улыбнулась:

- Если сие неудобство для вас невыносимо, то, пожалуй, я могу вернуть вас к папеньке, коль уж у него вам привычней.

- Не надо!

- В таком случае… вечером надеюсь видеть вас на малом пиру.

- А… - подала голос еще одна девица. – А наряды?

- А вот за нарядами можно и к папеньке… Зимолюба Никодимовна проследит, чтоб вам доставили ваш багаж. Только учтите, комнаты не так и просторны.

…в этом Мишанька имел возможность убедиться. Просторны? Да у него в доме ключница имела конуру побольше.

Нарочно она, что ли?

- Ишь, змеюка, - произнесла смутно знакомая девица немалых достоинств. В прошлой-то жизни Мишанька, несомненно, обратил бы на них внимание, хотя сам и предпочитал обычно женщин иной стати, звонких да хрупких.

- Ты про кого?

Он обошел комнатушку – им с девицею милостью постельной боярыни досталась крайняя, небось самая тесная и неказистая – и остановился подле кровати. Кровати стояли друг напротив дружки, и дотянуться до второй можно было, не вставая. За кроватями уместились сундуки.

Как сундуки.

Сундучки.

- О царице-матушке, чтоб её… вот ведь свекровь кому-то достанется! Видела, как она на нас выпялилась? – девица пощупала покрывало на кровати, после и белье, и подушку помяла, нахмурилась. – Перо…

- Чего? – не понял Мишанька.

- Перо, говорю. Пуховых пожалели. Перины, небось, тоже перешитые, которые из трех одна выходит. Батюшка мой тоже старые велит вытряхивать, сушить, а после уж и новые шьют. Но не для гостей! Для дворни. Они и таким радые.

Речь девицы была вроде и понятной, но смысл сказанного от Мишаньки категорически ускользал. Какие перины? Куда их трясти? И зачем перины дворне?

- У нас на перьевых, небось, и собаки не леживают, - сказала девица с презрением. – А тут же ж дворец!

- И что? – Мишанька хотел было присеть на кровать, но ткань платья натянулась, а корзина плетеная впилась в то самое место, очертания которого она и призвана была подчеркнуть. – Дворец огромный. Знаешь, сколько тут людей?

- Много?

- Много.

- Тогда да… небось, на каждого пуховую перину новую тратить – не напасешься. Но мы же ж не так! Мы же ж невесты царевичевы…

- Которых дюжин пять, если не шесть набралось, - Мишанька попытался пристроиться бочком, но только юбки перекрутились.

- Бастинда я, - девица глядела без злости, скорее с живым любопытством.

- Миш… Мишаня, - Мишанька решил, что от имени своего точно не откажется.

- Что, батюшка сына хотел?

- Хотел…

- Ну… мой тоже. Тепериче вон снова женился, то и при наследнике будет.

- Мой… не женился, но наследников хватит, - Мишанька все-таки пристроился на краешке кровати, самым бочком, при том и корзина съехала, кажется, не туда, и корсет сдавил ребра так, что дыхать невозможно стало. – А царица… вероятно иного ожидала. Но… странно, да…

- Что странно?

- Из боярских дочек только семеро, - Мишаньке надо было с кем-то поделиться наблюдениями, а эта вот девица хотя бы слушать умела. – Еще дюжина из титулованных, но мелкого рода… купчихи опять же.

- Я купчиха.

- Заметил, - сказал Мишанька и поправился. – Заметила. Не обижайся, лично я ничего-то против купцов не имею. Напротив, обращаться деньгами – талант нужен.

- А то, - Бастинда явно подобрела и, окинувши Мишаньку взглядом, предложила: - Может, тебе платье сменить?

- Было бы на что менять. Хотя… если корсет ослабишь буду… благодарна.

Нет, на смотринах ему делать нечего, но ежели говорить о себе, как о мужчине, скандал выйдет. Батюшка же… интересно, ему уже доложили? А как доложат, то что он делать будет?

Стало как-то неуютненько.

Боярыня дважды обошла Аглаю и пальцем в неё ткнула:

- Ведьма, - сказала она пренедружелюбнейше.

- Ведьма, - согласилась Аглая, ибо отрицать очевидное было глупостью.

Боярыня обошла Аглаю с другого боку, наверное, надеясь, что там она будет менее ведьмою. И остановилась, насупилась так, что вычерненные брови сошлись над переносицей.