Алиса Чернышова - Пара для дракона, или рецепт идеального глинтвейна

Фло медленно покачала головой. Как же много времени прошло, прежде чем до неё дошёл весь истинный ужас своего положения, вся степень беспросветной глупости, которую она некогда совершила? И можно ли ей вообще осуждать отказавшуюся от магии ради родителей Ирейн, когда сама Фло бросила на алтарь собственных слепых и бессмысленных обид не только своё будущее, но и чужие жизни? А ведь ирония в том, что она не понимала крайне долго: завлекая мужчин и убивая их после нескольких ночей, наслаждаясь своей мнимой справедливостью — теперь это и вспоминать-то было отвратительно, а тогда казалось, что то ещё веселье. Смешно сказать, она даже пару раз людской королевой побывать успела (это был, надо признать, довольно приятный опыт, который, однако, она не советовала бы повторять никому, у кого под настроение не вырастают стальные когти и нет привычки жрать себе подобных; как можно понять, у Фло все перечисленное было в наличии, потому она отменно вписалась в тамошнюю атмосферу).

Больше книг на сайте -

Перелом наступил неожиданно и довольно глупо: Фло тогда в очередной раз собралась замуж за богатенького мужчинку, полагающего себя центром вселенной, и у неё совершенно неожиданно завязалась дружба с — вот ведь оказия — семейным поваром жениха. Кухонных дел мастер был рыж, веснушчат, толст и некрасив. Это, однако, не мешало ему притаскивать для Фло эксклюзивные сладости, обсуждать травяные сборы, в которых он был великим мастером, и смешить её по-настоящему. Это было замечательное время, она искренне им наслаждалась и просто не подумала, будь оно все проклято, просто не осознала возможных последствий — звучти по-идиотски, но отчего-то повар в её глупой голове совершенно не соотносился с мужчинами. К сожалению, эту концепцию пришлось срочно пересматривать, когда он назвал в её честь десерт и сказал: "Я вас люблю, просто, чтобы вы знали". После такого, как нетрудно догадаться, проклятье распустилось в груди цветком, требуя своей дани.

Тогда металась долго, прежде чем все же убить его — усыпив самыми ласковыми чарами, погрузив в самые сладкие грёзы. Правда, от этого не стало легче, и то, что она полагала сдуру благословением, впервые начало по-настоящему тяготить.

Как это бывает в подобных случаях, дальше она изо всех сил принялась доказывать самой себе, что все не так и повар был просто исключением. На волне этого возомнила себя, стыдно сказать, борцом за справедливость и начала выбирать себе жертв среди таких индивидов, на фоне которых сама казалась чуть ли не воплощением какой-нибудь богини доброты. Но, что очевидно, и это рано или поздно не могло не привести к довольно печальному итогу: не так-то просто сходу правильно оценить человека и его поступки. Это не говоря уже о том, что далеко не всегда те, о ком расходятся самые ужасные слухи и чьи дела представляются демонически ужасными, оказываются такими уж плохими при ближайшем рассмотрении, когда понял сполна их мотивы и душевные травмы. К тому моменту она уже достаточно повзрослела для того, чтобы не делить мир на хорошее и плохое, потому оправдывать убийства мифической справедливостью становилось все сложнее. Она начала прятаться от людей и охотилась все реже. В попытке избавиться от проклятия она несколько раз пыталась воззвать к Госпоже, но всякий раз это заканчивалось полной тишиной. Спустя некоторое время она и решилась отправиться в Древний Город, в святилище; там Фло уж точно не планировала заводить романтические знакомства, но оборотни и их обоняние — штука в некоторой степени неизбежная, особенно когда дело касается их пар.

Фло улыбнулась уголком губ, снова вспомнив… Та ночь была роскошной, но после она долго ревела в святилище, нашёптывая: "Я оценила иронию, Госпожа. Я заслужила, но, все же, это жестоко". Предсказуемо, лишь тишина была ей ответом, неизбежным и однозначным.

— Фло! Там какая-то девушка сломала ногу в лесу! Зовут тебя! — завопил Жужа, врываясь на чердак.

— Ко времени, — усмехнулась она, — Сейчас спущусь!

— Я посижу пока с Ветой здесь? — уточнил мальчик, всегда обожавший чердак и всяческие интересные штучки, которые на оном можно обнаружить.

— Не стоит; отнеси малышку Тиру, я вернусь нескоро.

— Думаешь, та девушка серьёзно пострадала?

— О… Полагаю, для меня это будет очень сложный перелом.

— Да? А…

— Забирай Вету, милый. Я сейчас спущусь, только прихвачу лекарства для несчастной. Думаю, что знаю парочку подходящих…

Лес встретил её щебетом птиц и обволакивающе-знакомой энергией. Тропинка, на развилке которой её якобы ожидала раненая, вилась между деревьев, пряча неизвестность за каждым поворотом. Фло чувствовала, как постепенно душу наполняет самый что ни на есть настоящий азарт — все же, наверное, ей этого немного не хватало.

Девчонка, худенькая, рыженькая и с нелепыми косицами, обнаружилась за ещё одним поворотом — сидела на траве, баюкая вывернутую под неестественным углом ногу. Фло остановилась на другом конце поляны и насмешливо поинтересовалась:

— Ты ведь не рассчитываешь, что я подойду и наклонюсь над тобой?

— Ну, я ведь могу помечтать, правда? — спросила девчонка насмешливо, и гримаса боли стекла с её лица, как вода.

— Вы прекрасны! — сказала одна из утопленниц, глядя на трактирщицу с чрезмерным на её вкус раболепием. Впрочем, если бы Ирейн в любой момент могли уничтожить из-за любой прихоти, она тоже, пожалуй, была бы предельно вежлива с клиентами — во избежание, так сказать.

— Спасибо, — отозвалась она коротко, — Уже все?

— Да-да, вы можете взглянуть! — защебетали мучительницы наперебой, и Ирейн едва сдержалась от короткой благодарственной молитвы: бывали на свете девушки, получавшие искреннее удовольствие от статуса жертвы красоты, но она уж точно не была в их числе. Многочисленные поцедуры, призванные сделать её неземной особой, не вызывали соответсвенно ничего, кроме глухого раздражения и чуть ли не трепетных воспоминаний о милых сердцу счетных книжках — она бы с удовольствием сейчас сбежала в свой кабинет и углубилась в бухгалтерию.

А потом, возможно, туда мог прийти Тир, и тоже куда-то углубился бы — в неё, например. Это определённо звучало, как отменный план, у неё даже появилась улыбка на губах. Впрочем, оная тут же увяла, стоило Ирейн увидеть собственное отражение.

— Вам не нравится? — с дрожью в голосе спросила одна из девиц, заметившая реакцию.

— Нет-нет, — пробормотала трактирщица, — Все отлично, просто как-то… неожиданно.

Из зеркала на неё взирала какая-то на редкость величественная бабень, подозрительно напоминающая золотое украшение — вот уж точно, хоть пробу ставь. Ей сделали высокую прическу, облачили в золотистое платье в пол на манер драконьих киото, втерли в кожу нечто, придавшее ей странный внутренний блеск, и хитро подчеркнули всяческими красками черты лица, делая их почти потрясающе прекрасными; как итог, из зеркала на Ирейн глядела некая незнакомая ей знатная дама, в которой саму себя она могла заподозрить с большой натяжкой.