Алиса Чернышова - Пара для дракона, или рецепт идеального глинтвейна

Вновь придирчивый взгляд на собственное отражение. На самом-то деле, проблемы седых с детства волос, излишне гибких суставов, разных глаз, узловатых пальцев и крайне бледной кожи так или иначе ведомы многим, кто от рождения наделён достаточно могущественными склонностями к магии тьмы или смерти. Обычно уже на третьей-четвёртой ступени обучения ребята исхитряются прикрывать мелкие изъяны, а некоторым и не приходится — при изрядной доле везения эти детали лишь придавали облику шарм. Хорошим примером была та же Ирейн, чья бледность только подчёркивала красоту, а так называемый "мёртвый" левый глаз был лишь чуть светлее живого. При ближайшем рассмотрении, конечно, было видно, что рисунок радужки совсем другой, но дак это надо было точно знать, что искать. Но, справедливости ради, не столь могущественен был у Ирейн дар, чтобы влиять на облик радикально, потому цвет её волос оставался золотистым, да и фигура не обрела характерной худобы; тот факт, что внешность Веты будет более типичной для тёмных, был очевиден уже сейчас.

В случае с Фло, конечно, все пошло и вовсе наперекосяк.

Начать с того, что глазищи у неё были большие, чуть выпуклые, широко посаженные и просто отчаянно косые: мёртвый глаз радовал чёрным цветом, контрастирующим с серым живым, и упорно смотрел в противоположную от него сторону. Волосы, мало того что седы, были до жути кудрявы и стояли дыбом буквально всегда, хоть ты что делай с ними. Ну и жабий рот с тонкими губами да острым носом дополняли эту, и без того безрадостную, картину. И как, спрашивается, предстать перед глазами Михала вот такой, когда принял в качестве пары он прекрасную, как сказка, деву?!

Фло сдавленно застонала. Сколько пройдено лет и дорог, и, казалось бы, обретена мудрость, а все равно страх повторения страшнейшего из кошмаров мучает. Красота была её бронёй, защитой от всего мира, идеальным механизмом лучше магии и кольчуги. А теперь…

Она слишком задумалась, утонула в мрачных мыслях, потому чужое присутствие ощутила слишком поздно — в тот момент, когда на плечо легла мощная рука.

Первой мыслью было — снова драконий князь передумал. И умелого же кого-то послал, настолько, что даже подкрасться к ней смог! Но почему интуиция молчит?! Все это пронеслось в голове Фло за долю секунды, пока она рванулась вперёд и вбок, уходя от захвата, и, ощерившись да выпустив когти, оказалась с новой угрозой лицом к лицу.

Что тут скажешь? У богов, как правило, отменное чувство юмора.

Он ничуть не изменился с той, прошлой их встречи. Красивый мужчина — не сладковато-идеальной красотой, что свойственна ши, не утончённо-скульптурной, выдающей драконов, не резкой и хищной, как у лис. Мощный, чуть коренастый, с выразительными чертами лица и глубоко посаженными светло-карими глазами, что сейчас разглядывали Фло с нарастающим изумлением, он казался незыблемым и властным.

Ну да, а она то ещё из себя представляет зрелище. И как же глупо, жестоко это — снова столкнуться настолько внезапно, когда Фло совсем к этому не готова! В глубине души бурлила боль, горечь, и злость. А может, так оно и лучше? Завершить все одним махом, как вскрывают гнойники, как сдирают присохшие к мясу бинты. Сколько вёсен она уже коптит это небо? Пора учиться смотреть страхам в лицо.

— Тебе придётся меня выслушать, коль пришёл, — отрезала она. Получилось как-то угрожающе, но помогло: медведь тряхнул головой, будто сбрасывая наваждение.

— Ладно, — сказал он как-то уж слишком спокойно для таких открытий. — Выслушаю, если надо. Но давай начнём с того, что ты спрячешь когти. Я не враг тебе, сама ведь знаешь, и силой никуда не потащу; нечего тревожить раны.

Фло занервничала. Как-то она не так это все себе представляла.

— И что, все? Даже не выскажешься про сие потрясающее зрелище? — спросила с вызовом.

— Зачем? Давай ты просто потом расскажешь мне, кто это сделал, и я его убью.

Да, она совсем не так представляла этот разговор.

— Это мое истинное лицо, — это Фло сказала уже как-то совсем беспомощно, растерянно. Наверняка ведь он решил, что его прекрасную пару заколдовали или прокляли. Обычно ведь в сказках уродины обращаются в красавиц, но никак не наоборот!

— Да, представь себе, я помню, как ты выглядишь, — отозвался Михал с толикой иронии. — Все же, ты — моя пара, и такие вещи не забывают. Правда, не знаю, понимаешь ли ты, о чём идёт речь. Я тогда принял тебя за человека, но ошибся. Что ты за существо? Какая магия исцеления на тебя действует? Мне не нравятся эти раны.

Фло прищурилась. Вся круговерть чувств в её душе медленно, но верно обращалась чистейшей, незамутнённой яростью. Да, быть может, она многого заслужила, но не таких вот насмешек!

— К чему этот спектакль? — поинтересовалась она зло. — Ты не мог видеть этого лица, у меня было другое. Да ты сам называл меня красивой той ночью! Зачем врешь сейчас? А о том, кто я — нечисть. Высшая. Жру мужские сердца. Хочешь меня вылечить — пожертвуй своё. Согласен?

— Если понадобится, — хмыкнул он. — Но я люблю свой ливер нетронутым, потому давай оставим этот вариант на крайний случай. Идёт? А пока давай решать проблему. Чье-то другое сердце не подойдёт?

— Нужен кто-то, в меня влюбленный, — усмехнулась она. — Можешь вообразить такого оригинала, что сейчас воспылает ко мне страстью великой?

— Тут ты права, — вздохнул Михал. — Где ж мы такого смелого возьмём, что меня не испугается? Я могу и не дождаться, пока он страстью воспылает — пришибу.

Мстислава чувствовала себя совершеннейшей дурой — и куда только века девались, спрашивается? Но как себя вести, совершенно не понимала.

Конечно, она воображала себе эту встречу и раньше. Лёжа на полу в промозглой хижине, дремая на чердаке у Ирейн с малышкой-Ветой на коленях, она раз за разом прокручивала варианты и отвергала их. Слова были готовы сорваться с губ, но оседали на них: извинения, просьбы, угрозы, даже оправдания. Но все было не то, не так и не в прок. А теперь вот это случилось, и казалось бы столько заготовок и предположений — но сказать попросту нечего.

— Ты, чудовище! Немедленно отойди от него!

Эти слова, сказанные молодым и очень злым голосом, показались чуть ли не бальзамом на душу — настолько привычными они были. Повернувшись, Мстислава поглядела на пришлого мальчишку с искренней благодарностью, благо глянуть было на что: тонкий, статный, с чудными бурыми волосами и чёрными глазищами, облаченный в дорогой наряд северной оборотничьей знати. На неё незнакомец взирал со вполне оправданной злостью и явно был готов костьми лечь, но защитить Михала от страшной и ужасной неё.

— Чеба, — голос медведя потяжелел. — Не вмешивайся, будь добр, и остальным скажи погулять.

— Ты что, не видишь, что она — нечисть? Околдовала тебя и хочет сожрать твоё сердце! В прошлый раз не сумела, а теперь вот вернулась — хочет снова в лебедя превратиться.