Дмитрий Буркин - Уратмир: земная пристань

– Ну, ты меня не так понял.

– А ты знаешь, что слово, данное детдомовцем, стоит больше, чем любое другое! И знаешь почему? Нет? Не знаешь? Потому что каждый их день, каждая прожитая минута пропитана суровой правдой жизни. В их времени нет места пафосу и гламуру, нет забот и переживаний о близких, нет иллюзий о добре и зле. Они видят мир без преград пристрастий к своему праву выбора. До восемнадцати лет они смотрят на мир через высокий решётчатый забор детдомовской площадки. Каждая секунда их существования превращается в сражение с реалиями нашей демократии. Именно в детдоме можно увидеть всю зрелость нашего общества. Именно там эти дети перестают пытаться испытывать пустые иллюзии. И вот изо дня в день, выживая в таких неприглядных условиях, они начинают ценить две вещи. Первое – это «Правду», а второе – сделанное для них «Добро». Из этого следует, что слово, данное детдомовцем человеку, сделавшему ему добро, содержит две вещи. Первое это – «Правду», второе – «Искренность», воспитанную на двух началах – «будешь ты жить или нет».

Мои слова не на шутку зацепили Софию Премудрую, которая была подавлена.

– Нет–нет! Ты меня неправильно понял! Я не то хотела сказать… Прости!

Я знал, что её чувства искренние – без фальши. Она честна, прежде всего сама перед собой. Ведь представления о беспризорниках складывались из понятий, стереотипов того мира, в котором она воспитывалась. «Правда» и «Искренность» имели там другие значения. Её мир жил на лицемерных условиях. Если ты говорил «Правду», значит, тобой можно пользоваться и применять твою откровенность в корыстных целях. А «Искренность» приравнивалась к слабости и тебя втаптывали в землю. А высказывание Софии о доверии детдомовским, скорее свидетельствовало о недоверии ко мне, поэтому, улыбнувшись, я произнёс: «Не доверяешь мне?».

– Знаешь, есть из‐за чего! – надув губы, произнесла София.

– Сейчас ты будешь доверять мне как себе. Вон, смотри, бабушка Зина.

Мы ещё не успели дойти до калитки, а к нам навстречу семенящими шажками в вековых «лаптях» торопливо приближалась энергичная старушка, обладающая неутомимым и весёлым нравом.

– Внучек! Внучек! Здравствуй, внучек! Ну, дай бабушка тебя поцелует, – она потянула меня за ухо, обняла и поцеловала в щёку.

– Ой, вымахал! Уже взрослый парень, а бегал такой маленький, все время шалил, кукольный был, как девочка! Ну, знакомь бабушку с твоей невестой!

Бабушка Зина всегда умела заставить меня краснеть. Я резко посмотрел на мою спутницу, названную бабулей «суженой», и снова на бабушку, но никак не мог найти слов.

– Меня зовут София…

Этими словами она прямо камень с моих плеч сняла. Но баба Зина не упускала момент.

– А что, ты, внучек, так переволновался. Что, забыл, как зовут невесту.

Это был не вопрос… Баба Зина разговаривала в пустоту.

– Ну, внученька, не переживай! Уратик всегда был очень застенчивым с девушками. Ладно, пойдёмте в дом…

Бабушка взяла Софу под руку и, оставив меня позади, продолжала рассказывать ей о моей жизни в деталях, начиная с того момента, как я ещё не начал ходить на горшок. Самое поразительное было в том, что между прерывистым смехом и многозначительным хихиканьем Софийка поближе накланялась к бабе Зине и издевательски перешёптывалась с ней, тем самым демонстрируя объединение их мнений в отношении моей персоны. Общий язык был найден мгновенно.

– Баб Зин, я тут продукты кое‐какие принёс. Вытряхну их на кухонный стол?

Тут же в кухню вбежало много детей.

– Вау! Круто! Что это?

– Тёма, это то, что вы сегодня будете кушать…

– И пить это вино? – удивлённо произнёс малец с явно выраженным беспокойством в огромных голубых глазах.

– Нет, вино вам ещё рано…

Бутылки я сложил обратно. Баба Зина принялась накрывать на стол.

– Ба, не надо… У нас мало времени… Мы сейчас уходим…

– А что так?! Ты не хочешь побыть немного у любимой бабушки?

– Хочу ба, но я обещал Софии, что кое‐куда отведу её. А чтобы успеть до темноты нам надо идти сейчас.

– Понимаю, понимаю, внучек! Ну, давай, я вам хоть бутербродов нарежу, да положу своих фирменных пирожков с картошкой. Хорошо?..

Ну, даже если бы я сказал нет, то это не сыграло бы никакой роли для «Ба». Она всё равно собрала бы нам в дорогу чего–нибудь перекусить. Баба Зина не знала, что можно поесть не только то, что приготовлено дома и взято с собой, а ещё можно перекусить, например, в «фаст‐фудах». Но такое слово для неё вообще не существовало, да и никакой «фаст‐фуд» не мог сравниться с заманчиво пахнувшими пирожками «бабо».

– Блин, Баа, прости! Я без подарка! У меня совсем вылетело из головы, что у тебя день рождения!

Я действительно вспомнил об этом событии только сейчас. И тут, как показалось на первый взгляд, меня попыталась выручитьСофия. Она сняла со своего запястья драгоценный браслет и протянула его мне. Я, естественно, не понял, что это значит.

– Ой, внучек, не переживай! Зачем мне подарки! Старушка уже сотый десяток разменяла! Хватит мне подарков.

– Бабушка Зина, Уратмир пошутил, мы принесли Вам подарок!

– Что ты делаешь София?

«Ба» обрадованно развернулась к нам. Браслет был в руке Софии и делать было уже нечего. Я, натужно улыбаясь, стоял рядом. «Бабо» вытерла руки о свой милионнолетний фартук. Прищурившись и подойдя к нам, она опустила взор на браслет. В отличие от Софии, которая глупо улыбалась, я понимал, что это не лучшая идея.

– Поздравляем, поздравляем! – громким и радостным голосом произнесла София. Баба Зина взяла безделушку в руку. Все «мелкие» собрались вокруг нас, ожидая вердикта «Ба».

– Очень красивая вещичка… На, Уратмир, положи её в моей спальне к остальным. Внучек, я думала, что ты мне сделаешь что–нибудь своими руками, как во все прошлые годы. Помнишь, в десять лет ты выковырял тигра, больше похожего на круглого слона. Я храню эту драгоценность в тайном месте и никому не даю с ней играть.

Малыши, выдохнув, разбежались обратно по своим местам.

– Хорошо, Бабо! София, пойдём!

Озадаченности Софии не было предела. Вообще ничего не понимая, выйдя в коридор, девушка не сдержалась:

– Что?! Безделушка! Безделушка? Да знаешь, сколько она стоит?! Значит, какой–то кусок деревяшки, вырезанный тобой в десять лет, для неё «драгоценность!», а браслет с бриллиантами безделушка?!

Мне нечего было сказать. Я открыл дверь в комнату Бабо и взмахом руки предложил войти. Мы сразу упёрлись в трюмо. Содержимое, находящееся на нём, смогло быстро успокоить взвинченность «голубой крови». Более того, София оторопела и с трудом выговаривала слова.

– Прости! Что это?

– Где?

Мы подошли к захламлённому трюмо.

– Не может быть, да это же, это!..