Вероника Терентьева - Буржуй ищет таланты

– Не стыдно, Григорий?! – донеслось до Веро. – Сам-то поел, а вернешься, как подругам-коровам в глаза смотреть будешь? Думаешь, они не узнают, по каким ты огородам шатался?! Это же женщины! Так что жуй не жуй, а хотя бы по яблочку девушкам насобирать надо.

После этих слов, Лошадник достал из кармана мешок, хорошенько его встряхнул, и еще раз оглядевшись, принялся яблоки собирать.

…И хоть очень спать хотелось, Веро не смогла сдержать улыбки. Ей вспомнилось, как однажды в конце дня на кухню заявилась Хорошая. Постояла, оценила обстановку и также деловито достала мешок. В углу стоял ящик с залежалым хлебом, его по вечерам со всем мусором выбрасывали. И вот тогда Хорошая, не смущаясь, подошла к этому ящику, села на корточки и стала этот хлеб в мешок перекладывать.

Веро как сейчас видела: Робертино только что последнюю сковородку на полку поставил. Заметил Хорошую, снова взял эту сковородку, победно по ней ударил и, сам не веря, что так удачно случай подвернулся, направился к Хорошей. Та уже почти полностью мешок набила, когда ей Томми испуганно посвистел. Хорошая тогда быстро вскочила, прижала мешок к груди и бесстрашно взглянула на повара.

– Это уткам… – сказала она.

Робертино, уже почти замахнувшись сковородкой, замер. Губы его дрогнули, сковородка выпала из рук. Цзын…

– …уткам на пруду, в парке, – не опуская взгляд, угрюмо повторила Хорошая. – Их там целый косяк зимует. Худые все.

Робертино молчал, наверное, еще секунд тридцать. Потом, чтобы не терять лицо, неодобрительно хмыкнул, поднял сковородку и с силой зашвырнул ее в мойку. Снял фартук, хлопнул дверью и пошел домой, ни с кем не прощаясь. А потом каждый вечер на лестнице оставлял пакет с остатками хлеба, на котором было написано «Для уток и любой другой живности» и всегда страшно ругался, когда говорили, что это он…

…Еще раз улыбнувшись, Веро сделала шаг назад. Ждать, когда теленок будет сыт и коровам гостинцы насобирают, уже не было никаких сил. К тому же Лошадник достал второй мешок и стал набивать его без видимых угрызений совести, и, как там дальше дело пойдет, и не станут ли они после этого деревья выкапывать, Веро не знала. Засыпая на ходу, она медленно стала пятиться назад, ухмыляясь про себя, что яблоки с чужих огородов для всех одинаково сладкие, и, потеряв бдительность, неосторожно наступила на железное ведро.

Ба-а-ах!!!

Это прозвучало таким громом, что у всех собравшихся душа ушла в пятки. Особенно теленок перепугался – он сел на задние лапы, выронил недоеденное яблоко и в ужасе сказал «Му-у-у…».

Первым в себя пришел Лошадник, у него все яблоки из мешка высыпались, ему все по-новому надо было начинать. Он был страшно зол.

– Белки, – жестко бросил он, выхватил ружье и перезарядил ствол.

«Мама…» – сразу вспомнила Веро адрес, куда все бросаются в минуту кризиса. Но в испуге она еще больше растерялась, заметалась, и запутавшись, рухнула в траву. Мгновения не прошло, как над ее ухом раздалось какое-то сопение.

«Фу-у-у… – успела подумать Веро, – запах такой же, как от Буржуя».

Дыхание стало ближе. Веро обхватила голову руками, но это ее не спасло. В ту же минуту по ее затылку, по волосам смачно прошелся мокрый шершавый язык.

– Григорий, нельзя!

Веро сильнее обхватила голову, не зная, как расценивать этот, в общем-то, дружественный жест, и только затылком чувствовала, что на нее смотрят. А так как тишина стояла звенящая, то мысли в этой тишине в голову лезли всякие, например – благополучно ли она упала и культурно ли лежит.

«Надо вставать», – уныло подумала Веро и медленно приподнялась. При этом Веро беспрерывно моргала, кажется, падая, она глазом на сук налетела.

Лошадник терпеливо ждал.

Сложив на груди руки, очень строго, так же как недавно с лошадками разговаривал, Лошадник готовил вопросы, и Веро не торопилась подниматься, понимая, что на эти вопросы отвечать придется.

Наконец, Веро подняла голову и оказалась нос к носу с Лошадником.

Оглядев друг друга порядочно, оба поняли, что ситуация щекотливая и объяснения избежать не удастся. Лошадник смотрел на Веро своим прямым светлым взглядом, и Веро тоже хорохорилась и изображала независимость, но глаз с каждой минутой припухал все сильнее, и, пока дело не дошло до фингала, надо было побыстрее сворачивать беседу.

– Ты кто? – успела первой спросить Веро. Как правило, она приличия блюла и с незнакомцами на «ты» не переходила, но волосы от Григория еще не просохли, а с Лошадником, понимая обстоятельства, они все так же говорили шепотом. Все это сближало.

К тому же теленок не собирался оставаться незамеченным. Он неуклюже топтался, шумно и застенчиво обнюхивал Веро и прижимался к ней, стараясь произвести впечатление.

– Григорий, фу!!!

Лошадник вдруг поднял с травы яблоко, вытер его о рубаху и, словно извиняясь за теленка, а может, давая шанс возникшему доверию, протянул Веро.

– Попробуй, какое вкусное… – сказал он, как будто это все объясняло.

Веро не стала ждать, когда второй раз предложат, это же не замуж зовут, и с благодарностью взяла с ладони яблоко. Торопливо его надкусила, почувствовала, как сок брызнул во все стороны и пальцы тут же стали липкие. Она невольно закрыла глаза от счастья – да, это были те самые яблоки, те, что растут только по ночам и только в чужих огородах.

– А ты сама-то кто будешь? – услышала Веро и вновь спустилась на землю. Вытерев ладонью подбородок, она открыла глаза и уставилась на Лошадника. Тот же, пока Веро яблоко жевала, взгляда с нее не сводил.

– Я… – запнулась Веро и задумалась, не зная, как объяснить понятнее, – я… Мы здесь, в общем, забор красим.

Лошадник на минуту замер, будто себе эту картину представил, а потом с шумом вздохнул, опустился на траву и с удовольствием вытянул ноги.

– Какое облегчение, – пробормотал он с расслабленной полуулыбкой, и было видно, что он действительно рад.

Веро потопталась для приличия и тоже села.

Оказалось, что Лошадник приходится Росомахе родным племянником и живет неподалеку. У него большое имение, в хозяйстве почти сто голов скотины, а Григорий у него что-то вроде собаки.

При этих словах Григорий приподнял ухо и согласно кивнул. Он уже наелся, попривык и лег за разговорами подремать, положив свою большую голову на колени Веро. Веро сначала не знала, как к этой голове подступиться, но потом приноровилась и применила тактику, которая Буржую нравилась, – стала ухо теленку трепать. Ухо у теленка было холодное, жесткое и забавно загибалось, Веро его разгибала, а оно снова загибалось – Григорий от такого внимания млел и уже был готов за Веро на край света идти.

А Лошадник тоже никуда не торопился – он прилег на траву, мечтательно запрокинул голову в небо, и ему было в охотку поболтать с кем-то.