Антон Постников - Было бы на что обижаться

На новом месте Жихарь приуныл, но обязанности свои исполнял в целом исправно. Правда, ориентирами для определения мест совершения очередных злодеяний в его опусах неизбежно выступали имеющиеся в городе стадионы, спортивные комплексы и площадки, и совершались они незадолго, во время, или спустя непродолжительное время после «заслуженных спортивных побед в честной и бескомпромиссной борьбе» или же «позорящих спорт возмутительных фактов продажного судейства». На попытки редактирования его текстов Жихарь реагировал крайне болезненно, безобразно скандаля и парализуя работу корректоров.

Аскольд же, напротив, был тщедушным шустрым молодым дарованием с остервенелым желанием писать, любимчиком всех без исключения преподавателей факультета журналистики, лучшим в своём выпуске и очень смешно произносил букву «с». Благородные собратья по перу немедленно подметили последнюю особенность, наделив юношу прозвищем Свисток.

По достоинству оценив его стремления и чаяния, многомудрое начальство объединило наших героев в одном кабинете, снабдив дверь его табличкой «ИЧПОКХ» (информирование о чрезвычайных происшествиях, обозрение криминальной хроники). По замыслу руководства молодость должна была набраться таким образом опыта, отфильтровывая при этом отголоски спортивного прошлого, проникавшие в криминальную хронику.

Жихарь поначалу воспринял присутствие подрастающей смены в штыки. Но вражда не продлилась и недели. Во-первых, молодой коллега смотрел на него с нескрываемым восхищением, искренне воспринимая недовольное ворчание как важные наставления, и даже составлял конспект. Во-вторых, Груздебулкин без устали мотался по городу, осматривая места совершения безобразий, добывая информацию из первых рук, а однажды так и вовсе успел появиться раньше полиции. В-третьих же, из уважения к возрасту старшего коллеги он принял на себя обязанность по доставке писанины из «ИЧПОКХ» в редакционный отдел, успевая исправить все пережитки увлечения спортом на ходу, и экономя таким образом кучу времени и нервов всем заинтересованным лицам. Поэтому вражда постепенно преобразилась сначала в приятельские, а потом и в дружеские отношения. Редакционные острословы стали называть их Жихарь со Свистком или просто «чпоковцами».

В день смерти Архонта Ильи Петровича Сидоренко ловкач Аскольд оказался на месте через минуту после прибытия наряда полиции, сделал десяток стереоснимков, после чего побеседовал в неформальной обстановке сначала с командиром наряда, а потом и с подъехавшим следователем. Дело представлялось совершенно ясным – следов применения силы на покойном найдено не было, зато был обнаружен небольшой заводик по производству метилкарбиноловых растворов на дому, спирт в крови усопшего, а растворы – на его столе в виде, готовом к употреблению.

С учетом того, что в последний раз смерть Архонта Лемюэля Джонсона случилась более полувека назад и за океаном, добытый материал тянул на высшее качество. Просто бомба, а не материал. Журналист, который первым поведал миру об ужасающей автокатастрофе, жертвой которой пал Архонт, теперь был медиамагнатом, а взлёт карьеры его начался именно с публикации фотографий обломков машины Джонсона.

Груздебулкин ликовал. Вероятность того, что прочтут, поделятся, примутся за комментарии, разводя вокруг статьи бурление говн и прибавляя автору публикации журналистского весу вкупе с популярностью, по его мнению, была стопроцентной, а может быть и более. Заметку он успел набросать ещё по дороге в редакцию.

Для обезоруживания критиков дальновидный Аскольд снабдил своё творение благонравным призывом к удвоению усилий в разъяснительной работе о вреде пьянства. Потом подумал и добавил пару фраз про необходимость всестороннего контроля за соблюдением правил, направленных на нераспространение ядовитых напитков.

Опытный Жихарь, однако же, восторгов молодого друга не разделил, посоветовал не задирать нос, а держать его по ветру, потому что «свобода слову, а молчанию – золото». «Завидует старик», – решил Груздебулкин и заметку свою отнёс корректорам, после чего сразу же опубликовал.

В течение часа после публикации его ожидания оправдывались полностью – общество исправно читало, делилось и создавало бурление. Поэтому приглашение к главному редактору Аскольд воспринял как событие радостное и с легким сердцем отправился пожинать лавры.

Должность главного редактора информационно-медийного портала «Свобода слова» занимал Рудольф Иоганнович Фогель – немолодой, аскетически худой, долговязый мужчина, напоминающий в зависимости от настроения то вопросительный, то восклицательный знак. Определить его возраст, глядя на него со стороны, было решительно невозможно – он словно постоянно и свободно перемещался во времени, представляясь окружающим то энергичным сорокапятилетним весельчаком, то исполненным мудрости глубоким старцем, стоящим одной ногой в могиле, живым только потому, что нет сил подтянуть к этой ноге вторую. Неизменным в этом облике являлся взгляд черных глаз, настолько пронзительный, что большинство подчинённых именовало его «Рентгеном», оглядевшись предварительно по сторонам и понизив голос.

Вслед за внешним обликом Рудольфа Иоганновича так же свободно менялась и его речь – весельчак говорил бодро и почти без акцента, но с прибавлением видимого возраста в нём просыпался наводящий ужас полиглот: русские фразы запросто могли начаться латынью и закончиться немецким слэнгом, слова коверкались невероятно. Писал же он на двух десятках языков образцово грамотно и стилистически безупречно.

Впорхнув в кабинет главреда почти без стука, Аскольд точно наивная бабочка булавкой был пригвождён к месту двуствольным взглядом, счастливые надежды брызнули сверкающими осколками в стороны, налетев на грозный вопросительный знак.

– Д-добрый в-вечер, Р-рудольф И-и-оган-ныч! – запинаясь и съёживаясь выдавил из себя он.

– Тоообрый, гоффоритте? Лек михь ам книи 4… Фи есть позфать нэприятност, а тэперь гоффорить тоообрый? – Фогель ткнул костяным пальцем в сторону стула для посетителей. – Фи сидеть там! Читать фот этто! Энд старт финкин 5наконнетс.

С этими словами стареющий на глазах, но не менее страшный от этого главред метнул по столу в сторону обомлевшего Груздебулкина электронный ридер, который проскользнул по гладкой поверхности пулей и устремился вниз. Аскольд перехватил читалку в последний момент, почти у самого пола, поднёс к глазам. Руки его тряслись, строки плыли и прыгали перед глазами.

«Объединённое Правительство… с прискорбием… о скоропостижной кончине… видного и заслуженного деятеля… Архонта Сидоренко И.П.... был одним из тех, кто рискуя жизнью… повёл за собой… приблизил и сделал возможным… День Пятый… неустанный труженик на благо человечества… сохранял бдительность, не оставляя своим вниманием… на передовом рубеже… новое направление науки на стыке истории, физики и социологии. Беспримерный героизм… научное самопожертвование, которое не пропадёт втуне… Сегодня пал жертвой неудачного и смелого эксперимента… Президиум Академии Наук… невосполнимая утрата… зияющая рана… благодарное человечество… светлая память…».