Сергей Арьков - Кредо холопа

– Скупердяи! – простонал Гриша, с ужасом укладывая себя в деревянный ящик. Гоблины отошли, над ним склонилась Ярославна, и стала подключать к его телу какие-то провода.

– Током не ушибет? – забеспокоился Гриша.

– Не должно, – как-то неубедительно ответила Ярославна. – Хотя вот ягодичный кабель время от времени замыкает.

С этими словами она подключила один из проводов к Гришиному заду.

– Жопу-гриль хочешь приготовить? – простонал Гриша. – Что со мной будет? Пытать станете?

Ярославна, прицепив последний «крокодил» к Гришиному уху, ответила:

– Все будет нормально, ничего не бойся. Помни, то тело, в котором ты окажешься, оно не твое. И что бы с ним ни происходило, это не важно. Но тебе следует беречь то тело, потому что если оно погибнет, ты окажешься бесполезен, и профессор прикажет тебя убить каким-нибудь изуверским способом.

– Умеешь ты подбодрить в трудную минуту, – проворчал Гриша. – А если честно – что сейчас будет?

– Твое сознание перенесется в иную реальность, и войдет в тело твоего зеркального двойника. То есть там, в иной ветви реальности, тоже живет Гриша Грязин, мы блокируем его личность, а ты получишь полный контроль над его телом. Но запомни – там все иначе. Постарайся не делать глупостей. Постарайся вначале вообще ничего не делать. Присмотрись, освойся, ни с кем не конфликтуй. Помни, что твоя основная задача, это сбор информации о местоположении артефакта. Ты должен выяснить, где жезл Перуна находился перед отечественной войной двенадцатого года.

– А зачем вам этот жезл? – спросил Гриша, чисто чтобы потянуть время. Из мутных объяснений Ярославны он понял только одно – что бы с ним ни сделали, ему это точно не понравится.

– Жезл Перуна – могущественный артефакт древности. Ты знаешь, кто такой Перун?

– Ясен пень! Не в лесу вырос. Хороший коктейль. Помню, мы со Скунсом этим Перуном до зеленого поноса ужрались.

– Да нет, это не тот Перун, – отмахнулась Ярославна. – Перун, это древний языческий бог, бог грозы.

– Точно! – обрадовался Гриша. – На бутылке тоже были молнии нарисованы....

– Ну, все, хватит! – прикрикнул Лев Толстой, и Ярославна, пожелав Грише удачи, отошла от гроба. Два гоблина подтащили крышку и стали опускать ее на место.

– А крышка-то зачем? – испугался Гриша.

– Затем, чтобы ты, гад, не сбежал.

Крышку опустили, затем Гриша услышал грохот – это забивали гвозди. В этот момент Гриша впервые серьезно пожалел о том, что сгоряча отметелил Толстого. Нужно было вести себя тихо, глядишь, и отношение было бы иное.

Снаружи глухо звучали знакомые голоса. Толстой крикнул:

– Запуск.

Гриша стиснул зубы и зажмурил глаза – приготовился ощутить своей пятой точкой электрический разряд мощностью в пять тысяч вольт. Но вместо этого ощутил, что проваливается куда-то через пол, затем ниже и ниже, сквозь землю, и вот уже несется со скоростью пули прямо в центр планеты, к железному ядру Земли.

– Да пошло оно все… – закричал он прощально, а затем яркая вспышка поглотила и его и прозвучавшее в космической пустоте пожелание.

– Ты что, животное, спишь? Скотина, я к тебе обращаюсь! Ах ты падаль безмозглая....

«Во кого-то комплиментами осыпают» – сквозь муть в голове подумал Гриша, слыша долетающие из внешнего мира гневные слова. Он с трудом пошевелился, пытаясь привести мысли в порядок, но вдруг что-то твердое, тяжелое и болезненное со страшной силой вонзилось в его бок.

– Мать… – закричал Гриша, скрутившись калачиком. – Суки… Порву! Изувечу!

– Что? – прогремел над ним не столько разгневанный, сколько удивленный голос.

Гриша распахнул глаза и уставился вверх. Прямо над ним навис дюжий мордоворот с широченной красной харей и огромным животом. В руке у мордоворота был кнут.

– Что ты сейчас сказал, холоп? – переспросил страшный незнакомец.

Гриша взвесил все аргументы «про» и «контра», и пришел к выводу, что лучше не пороть горячку.

– Ничего не говорил, – промямлил он. – Так, маму вспомнил.

– Встать!

Гриша с трудом поднялся на ноги. Голова кружилась, во рту был солоноватый привкус, бок, вошедший в тесный контакт с огромным сапогом громилы, чудовищно болел. Моргнув трижды кряду, Гриша нормализовал зрение, и огляделся.

Он стоял посреди какого-то поля, рядом с ним на земле валялась лопата. Поблизости самоотверженно трудились заморенные мужики в лохмотьях, смахивающие телосложением на узников Бухенвальда из нацистской кинохроники. Мужики, обливаясь потом, ковыряли тупыми и кривыми лопатами твердую, как камень, землю, вены на тощих, покрытых тройным слоем грязи и пыли, руках вздувались так, что едва не прорывали загорелую кожу. Еще Гриша отметил одну немаловажную деталь, а именно то, что все труженики как-то единодушно не проявляли ни малейшего любопытства. То есть тут, рядом с ними, кого-то пинают сапогами, а они не бросают работу и не бегут на это жадно смотреть, более того, не вытаскивают мобильники и не снимают все это на память. Как долбили лопатами землю, так и долбят, не поднимая глаз.

Осмотревшись по сторонам, Гриша заметил вдалеке какие-то строения, чуть сбоку большой пруд, а по другую сторону темнеющий лес или рощу. Как он попал в это хрен знает где Гриша вспомнить не мог. Только что он лежал в гробу, и вдруг очутился в чистом поле.

– Слышь, мужик, я где? – спросил он у мордатого здоровяка.

Вместо ответа кулак собеседника заставил Гришу прилечь обратно на землю.

– Да кончай, блин, уже! – разозлился Гриша, сплевывая кровавую слюну. – Ответить, что ли, трудно?

Здоровяк вытащил из кармана какой-то прибор с антенной, похожий на рацию, и сказал в него:

– У меня тут случай бунтарства. Высылайте воспитателей.

– Не надо воспитателей! – прокричал Гриша, пытаясь воздвигнуть себя на подкашивающиеся ноги. – Я уже того… воспитанный. Да что, блин, происходит, а? Эй, мужики?

На этот раз он обратился не к агрессивному здоровяку, от которого, как уже понял Гриша, ничего, кроме побоев, не дождешься, а к другим работягам, таким же, как и он сам. О том, что он тоже работяга, Гриша догадался по своей одежде – на нем были такие же лохмотья, как и на прочих тружениках.

– Мужики, где я? – прокричал он. – Ау? Мужики? Вы что, уши с утра не мыли?

Вдалеке замаячил столб пыли, который стремительно вырос в автомобиль неизвестной Грише марки. Из тачки выпрыгнули трое крепких парней и направились к нему. Гриша нутром почувствовал, что сейчас его начнут воспитывать методами, отнюдь не одобренными министерством образования.

– Который холоп бунтарствует? – спросил один из прибывших у мордоворота.

– Да вот этот.

И толстый палец здоровяка указал прямо на Гришу.

Не успел невинно оклеветанный и рта раскрыть в свое оправдание, как его уже грубо схватили за руки и потащили к автомобилю. Засунули не в салон, а в багажник, где не было никаких сидений, так что Гриша уронил зад прямо на грязный пол. Автомобиль тронулся, Гриша, стиснув зубы, чтобы не откусить язык на ухабах, жадно таращился в пыльное окно, желая поскорее понять, куда занесла его нелегкая.