Терри Пратчетт - Вольные Мальцы

Я не чувствую, что тут все настоящее, сказала Тиффани себе. По-моему, здесь как во сне. Я почти могу проснуться.

Надо все время помнить, что настоящее на самом деле.

Она посмотрела на свое вылинявшее голубое платье, истыканное следами стежков понизу подола — его столько раз то укорачивали, то удлинняли, когда подрастали его многочисленные владелицы. Это было на самом деле.

И я есть на самом деле. И сыр. Где-то, не так уж далеко, существует мир зеленых пастбищ под голубым небом, и это — на самом деле.

Нак Мак Фигглы тоже были настоящими на самом деле, и ей снова так захотелось, чтобы они были рядом. Есть что-то в их манере орать «кривенс» и накидываться на все вокруг, очень успокаивающее…

Роланд, возможно, настоящий.

Почти все остальное — на самом деле сон в этом грабительском краю, который живет за счет реальных миров, в этом почти застывшем времени, где кошмарные вещи могут случитсья в любой момент. Не хочу больше узнавать о нем ничего, решила Тиффани. Хочу взять брата и вернуться домой, пока мой гнев не утих.

Потому что если он утихнет, у меня появится время испугаться, и тогда я действительно испугаюсь. Настолько, что не смогу думать. Настолько, как Снибс. А мне надо думать головой…

— Первый сон, в который я провалилась, был похож на какие-то мои собственные, — сказала она. — У меня бывали такие сны, что будто я проснулась, но на самом деле продолжала спать. Но бальная зала, я такого никогда…

— А-а, то был один из моих, — сказал Роланд. — Из того времени, когда я был помладше. Проснулся однажды ночью и пошел вниз, в большой холл, и там танцевали все эти люди в масках. Все было так… ярко. — На миг он стал грустным и задумчивым. — Тогда моя мать была еще жива.

— А тот, что сейчас — это картинка из книги, которая есть у меня дома. Должно быть, она взяла его из моей памяти…

— Нет, она его часто использует, — ответил Роланд. — Он ей нравится. Она подбирает сны повсюду. Коллекционирует.

Тиффани встала, снова взяла в руки сковороду и сказала:

— Пойду повидаюсь с Королевой.

— Не надо, — тут же ответил Роланд. — Ты здесь единственная настоящая, кроме Снибса, но с ним не очень приятно быть рядом.

— Я собираюсь взять брата и вернуться домой, — ровным голосом проговорила Тиффани.

— Тогда я с тобой не пойду. Не хочу видеть то, во что она тебя превратит.

Тиффани шагнула под палящий, тяжелый, лишенный теней свет и стала подниматься по тропе на вершину холма. Гигантские травинки высились арками у нее над головой. По пути снова и снова попадались ей странно одетые странные существа, они поворачивались и глядели на нее. А потом вели себя так, словно она обыкновенная прохожая, ничего интересного, абсолютно.

Она взглянула назад через плечо. Там ореховый щелкун выбрал себе молот побольше и готовился нанести удар.

— Хаччу хаччу хаччу сладка!

Тиффани крутнулась, как флюгер в торнадо. Понеслась по тропинке, пригнув голову, занеся сковородку, чтобы впаять сразмаху любому, кто станет у нее на пути, вломилась в травяной кустик и сквозь него прорвалась на полянку, обрамленную маргаритками. Это вполне могли быть «кущи». Она не стала для верности расспрашивать, правильно ли попала.

Вентворт сидел на большом плоском камне, окруженный сластями. Многие из них были больше него самого. Мелкие — лежали кучами, крупные — валялись, как бревна. И они были всех конфетных цветов, каких только могут быть конфеты: Ненатурально-Малиновый, Фальшиво-Лимонный, Удивительно-Химически-Оранжевый, Такой-Кислотно-Зеленый и Фигзнает-Изчегоэто-Голубой.

Вентворт громадными каплями ронял с подбородка слезы. Поскольку ронял он их среди сластей, серьезная липучесть уже имела место и усиливалась.

Вентворт завывал. Рот у него был словно широкий красный туннель, где в самой глубине прыгает вверх-вниз маленькая мягкая штучка, которая толком никто не знает, как называется. Он прекращал рев только тогда, когда либо вдохни, либо помри, но и то лишь для одного мощного всасывающего движения, а потом ревел дальше.

Тиффани моментально поняла, в чем проблема. Она такое уже видела во время праздников по случаю дней рождения. Ее брат страдал от чудовищной нехватки сладкого. Да, он был окружен сластями. Но если хватаешь хоть одну конфетку, говорил его одурманенный сахаром мозг, это значит — не хватаешь в этот миг все остальные. И тут столько сладостей, что ты никогда не съешь их все. Это было невыносимо. Единственный выход — удариться в слезы.

Дома единственным выходом было бы напялись ему на голову корзину, чтобы он так и посидел, пока не успокоится, и тем временем убрать с глаз долой почти все сласти. С несколькими пригоршнями он хоть как-то мог справитсья в один присест.

Тиффани бросила сковородку и сгребла его в объятия.

— А вот и Тиффи, — шепнула она. — И мы идем домой.

Здесь-то я и должна столкнуться с Королевой, подумала Тиффани. Но не было ни крика ярости, ни взрыва магии… ничего.

Только жужжание пчел вдали, шорох ветра в траве, да икота и всхлипы Вентворта, который был так стиснут в ее объятиях, что ему не хватало воздуха реветь.

Сейчас она заметила, что на дальней стороне кущей находится ложе из листьев, окруженное склонившимися цветами. Но на этом ложе никого не было.

Это потому, что я у тебя за спиной, — сказал голос Королевы на ухо Тиффани.

Она быстро повернулась.

У нее за спиной никого не было.

Все так же у тебя за спиной, — сказала Королева. — Это мой мир, детка. Ты никогда не будешь такой быстрой, как я. Ни такой ловкой. Зачем ты пытаешься отнять у меня моего мальчика?

— Он не твой, а наш! — ответила Тиффани.

Ты его никогда не любила. У тебя сердце как маленький комочек снега. Мне видно это.

У Тиффани на лбу появилась морщинка.

— Любовь? — сказала она. — А при чем это здесь? Он мой брат! Мой брат!

— Да, это так по-ведьмовски, не правда ли, — сказал голос Королевы. — Эгоизм. Мое, мое, мое. Все, что заботит ведьму, это «мое».

— Ты его украла!

— Украла? Ты имеешь в виду, что ты им владела?

Второй Помысел сказал Тиффани: она выискивает твои слабые места. Не слушай ее.

— Ах, у тебя есть Второй Помысел, — сказала Королева. — Ты думаешь, что это тебя делает очень большой ведьмой, не правда ли?

— Почему ты не показываешься мне? — спросила Тиффани. — Боишься?

— Мне бояться? — сказала Королева. — Чего-то такого, как ты?

И возникла прямо перед нею. Королева была гораздо выше Тиффани, но такая же тоненькая; ее волосы — длинны и черны, лицо бледно, губы вишнево-алы, одежда из черного, и белого, и красного. И во всем этом было, самую чуточку, что-то не то.

Второй Помысел сказал Тиффани: это потому, что она совершенство. Полное совершенство. Словно кукла. Никто реальный таким совершенным быть не может.