Сергей Шведов - Иван Царевич и Серый Волк

– Крови, – подхватила её вой нечистая рать.

Этот жуткий вой перешёл в дикий визг, когда покрасневший до полного безобразия дракон стал на глазах увеличиваться в размерах. Метаморфоза началась. Но началась она не только с драконом. Иштар Полесская и её новый муж фараон Тутанхамон тоже стали увеличиваться в размерах с устрашающей быстротой. Оба они как полоумные размахивали руками, вооруженными жертвенными ножами и выкрикивали заклинания над несчастным бараном. С Царевичем тоже творилось что-то неладное, ярость его перешла все мыслимые границы, из горла вырвался звериный рык, какая-та неведомая сила выбросила его из кустов прямо на сменившего в очередной раз цвет дракона. На этот раз дракон, похоже, посинел просто от страха. И было чего пугаться: огромный белый волк, превосходящий втрое своего серого собрата величиной, – вцепился в драконью шею слева от Царевича. Иван видел волка только краем глаза, ибо сам сейчас рвал дракона, урча от ярости и наслаждения. Несчастный «кукурузник», перепуганный внезапной атакой, забил перепончатыми крыльями и в мгновение ока смахнул с вершины холма и богиню Иштар, и фараона Тутанхамона, и ведьм, и вурдалака, и даже чудом уцелевшего барана Романа, вместе с жертвенным камнем.

Посиневший дракон сумел таки вырваться из лап терзающих его плоть белых волков и взмыть в ночное небо, вопя проклятия на очень даже знакомом Царевичу языке. После позорного бегства врага Иван слегка опомнился и, присев на задние лапы, рассерженно завыл на подмигивающую луну. Этот вой с одной стороны окончательно отрезвил Царевича, а с другой, привёл его в ужас. Не приходилось сомневаться, что Иван Царевич, член союза писателей, известный в области человек превратился в самого обыкновенного волка. Ну, пусть не совсем обыкновенного, но всё равно, это же чёрт знает что. Ужас парализовал аналитические способности Царевича, вместо того, чтобы всё спокойно обдумать, он метнулся вниз с холма и с воем помчался по высокой траве, которая, если верить Кляеву, была рожью. Иван бежал долго, не чувствуя усталости – бежал полями, бежал лесами, словно пытался выскочить на бегу из приросшей к плечам шкуры. Потом вместе с усталостью в его голову пришла одна мысль, показавшаяся ему настолько интересной, что он даже остановился. А мысль была проста, как огурец: что если никакой мётаморфозы нет и не было, а Иван сейчас спит в чистом поле. И никакого шабаша на холме тоже не было, ибо упившиеся разведчики до него просто не добрались, заблудившись в высокой ржи. И Васька Кляев, и Валерка Бердов храпят где-то рядом, и чтобы увидеть их, Ивану надо собраться с духом и проснуться. Ведь был же он не так давно жеребцом во сне и даже угодил там в руки своих недоброжелателей, грозивших ему большими неприятностями, и ничего, проснулся утром в собственной постели целым и невредимым, в самом что ни на есть человеческом обличье. Вот и сейчас стоит только закрыть глаза и сказать раз-два-три, вздохнуть поглубже, и он очнется. Царевич проделал эту операцию раз пять, но, увы, без всякого успеха. На чёрном как сажа небосводе всё так же болталась одинокой лодкой луна, а сам Иван, сидя на задних лапах, уныло разглядывал лапы передние, обросшие шерстью до полного безобразия. Выть на луну Царевичу расхотелось, бежать было некуда, кругом простирался лес, пугавший своей непредсказуемостью. Оставалось только сидеть и ждать рассвета, поскольку была надежда, что вместе с первыми лучами солнца рассеется и наваждение, обрёкшее писателя на прозябание в звериной шкуре.

Конечно, во всём виновата старая дура Ираида Полесская, которая вздумала, от большого, видимо, ума соваться в восточную магию. Хотя, надо признать, ей удалось многого добиться. Царевич отчетливо помнил, как фараон и Ираида меняли хилые обличья на более приличествующие богам формы, поражавшие непривычный глаз величиной и величавостью. Да и дракон, между прочим, тоже заимел претензию на внеземное величие и вполне мог превратиться в нечто среднее между «Русланом» и «Боингом» если бы Васька Кляев, тоже поменявший обличье, не вцепился бы в его шею клыками. Интересно, куда Кляев исчез с холма после позорного бегства дракона, неужели рванул за ним следом? С Васьки, пожалуй, станется.

Царевич поднял голову и немного повыл, призывая собрата. Но, увы, вой eгo не был услышан, кругом стояла мёртвая тишина, и только слабый ветерок уныло шелестел листвой.

Вопреки ожиданиям рассвет не принёс Царевичу облегчения – наваждение устояло против ярких солнечных лучей. Зато стала мучить похмельная жажда, и разочарованный Царевич побрёл к ручью, который, если верить звериному инстинкту, протекал где-то поблизости. Надо сказать, что инстинкт его не обманул, и питьевую воду новоявленный оборотень, изнывающий от жажды, нашёл без труда. Вода была холодная и неправдоподобно вкусная. Царевич и дальше бы продолжал приятное занятие, но тут выше по ручью появилась какая-то свинья и стала мутить его питьё. Свинья была самая натуральная, хотя, не исключено, что это был кабанчик. При виде свинских телес у Ивана разыгрался аппетит. Естественно, не сексуальный, а самый что ни на есть желудочный. Радостно хрюкающий кабанчик волка на свою беду не видел и утолял жажду с непосредственностью идиота. В какой-то книге по анималистике Царевич вычитал, что хищники не охотятся на травоядных у водопоя. Но это, так сказать, натуральные хищники, зависимые от природы, а Иван как-никак ещё совсем недавно был её царем, а потому и сомневался, следовать ли ему неписанным правилам или, плюнув на звериный политес, начать вполне по-человечески охоту на кабанчика в удобном для себя месте. Будь у Ивана ружьё, он, пожалуй, выстрелил бы, но, увы, ружья у него не было, а убивать добычу с помощью клыков было неловко и боязно. Вообще-то Царевич из ружья прежде стрелял только по мишеням, а уж свежевать дичину ему и вовсе не приходилось. Мясо он покупал на рынке или в магазине и никогда не думал, что поедает существо, которое тоже хочет жить. Над вегетарианцами Иван попросту смеялся. Однако в эту минуту ему было не до смеха: он никак не мог собраться с духом, чтобы напасть на кабанчика, а травоедением волкам заниматься по статусу не положено. Такая вот вырисовывалась жуткая дилемма. Волк-интеллигент не был предусмотрен природой, которая всё вроде бы учла, за исключением метаморфозы, случившейся нечаянно стараниями безответственных лиц.

Напившийся воды кабанчик, весело похрюкивая, побрёл от ручья, Царевич двинулся за ним следом, мучительно размышляя о превратностях бытия. Есть или не есть, вот в чём вопрос. Ответ, впрочем, тоже был очевиден: если не есть, то сдохнуть от голода и сдохнуть в обличье зверином, так и, не вернув себе человеческого статуса. Как же всё-таки сложна жизнь.