Сергей Шведов - Родить Минотавра

– А вдруг родится не бычок, а тёлочка? – А тебе хочется бычка?

– Мне всё равно, – сказал Резанов. – Пусть родится.

А ведь может и не родиться из-за кучи грязных замусоленных бумажек, переданных кому-то с целью их умножения на некий процент. Абсурд. Дичь. Это и есть цивилизация? Когда живое приносится в жертву куче дерьма. Нет, господа, в инстинкте куда больше разума, чем во всех ваших законах, уложениях и правилах, во всей вашей цивилизации, которая убивает не задумываясь для того, чтобы набить чрево ублюдков, которым и жить-то не для чего: мало одного куска, дай два, и пусть он вторым подавится, но всё равно будет пихать его в свою вонючую пасть, и вовсе не из инстинкта самосохранения, а исключительно из жлобства, потому что ему можно. Можно отнять у других и присвоить. Они сильнее, они подлее, они ловчее, а потому закон на их стороне. Но кроме закона есть ещё и правда другая. Эта правда дана нам природой: прав тот, кто защищает нарождающуюся жизнь и выше этой правды ничего быть не может. – Познакомь меня с Атемисом. – С каким Атемисом?

– Я хочу познакомиться с человеком, который заварил всю эту кашу. – Какую кашу? – Ксения отошла к столу и принялась перебирать бумаги.

Все её поза выражала несогласие и упрямство, словно этот проклятый стол с бумажками придал ей новые силы в борьбе с жизненными передрягами. Зачем ей всё это нужно? Кому и что она пытается доказать? Дом – полная чаша. Денег хватит, чтобы безбедно прожить до глубокой старости. Так зачем же этот чудовищный риск? Зачем подставлять под удар и себя, и неродившегося ещё ребёнка? Ради чего?

Резанов с трудом подавил вспыхнувшее раздражение: – Кто тебе помог облапошить Рекунова и Дерюгина?

Ксения обернулась, в карих глазах её был вызов:

– А почему ты решил, что вправе вмешиваться в свои дела? – Потому что за эти дела тебе уже грозят пулей, как и мне впрочем. – И ты испугался?

– Испугался. Неужели деньги стоят наших жизней? – Дело не в деньгах, Серёжа, – Ксения смотрела куда-то в окно: то ли испугалась Резановских вопрошающих глаз, то ли вообще он был для неё в эту минуту не важен. – Просто им теперь придётся считаться со мной.

– А как же те трое в тупике? Три жизни, это много, Ксения.

– Они открыли стрельбу первыми, и моим людям не оставалось ничего другого, как уничтожить их.

– Та самая иномарка, от которой мы так удачно убегали? Хотел бы я знать, чем ты меня опоила.

– Никто не думал, что всё закончится так трагично. – И что ты собираешься делать дальше?

– Не волнуйся, я всё улажу. – Ничего ты не уладишь, – Резанов с досадой хлопнул ладонью по столу. – Деньги придётся вернуть.

– Нет, – твёрдо сказала Ксения. – Я заставлю этих людей уважать моё профессиональное и человеческое достоинство, иначе и мне, и моим детям придётся жить по тем правилам, которые им угодно вечно менять к своей выгоде.

– Они от тебя не отстанут. – Пока я жива, они ничего не получат.

Таких упрямых глаз Резанов у Ксении ещё не видел. Для этой женщины главным было дело, а он, Резанов, являлся чем-то второстепенным, хотя, наверное, иногда и приятным. И, в общем-то, ничего удивительного в этом не было, ведь так они сосуществовали на протяжении пяти лет, и его эта жизнь вполне устраивала. Почему Ксения должна теперь ставить его на первое место, неужели только потому, что они совместно способствовали зарождению ещё одной жизни? Но ведь и отвечает за эту жизнь пока что одна Ксения, а Резанов просто с боку припёка. Советчик. Бык-производитель, который сделал своё дело и отправился в сады Иллира, пощипывать изумрудную травку. Странное существо человек и поразительно-разнообразное в своих проявлениях. Но почему и в чём Резанов не прав? Ну не нравится ему грызня за деньги и власть – это ему даже не интересно. Ему нравится быть просто эбирским барабанщиком – пить вино и любить девочек. Или строить воздушные замки, которые так нравятся Ксении. Правда, тут же возникает проблема: Ксения начинает одевать его мечту в камень, чтобы расположиться там со всеми удобствами. Между прочим, у неё есть свой резон: ребёнка придётся откармливать молочком, а не Резановской розоватой дымкой.

Булыгин откликнулся на Резановское приглашение без энтузиазма. Не то, чтобы Николаша был очень уж трусоват, но как человек обременённый женой, двумя детьми и тёщей не считал для себя возможным пускаться в авантюры. А Сергей Резанов в его представлении, конечно же, был авантюристом, готовым подставить под бандитские пули голову не только свою, но и Булыгинскую.

– Я тебя предупреждал, – сказал Булыгин с вздохом, усаживаясь на предложенный стул. – Будь добр, меня в это дело не впутывай.

Резанов никуда Николашу впутывать не собирался, поскольку пользы от него в серьёзном деле никакой, а ненужного шума он производит с избытком. Николаша хотел было обидеться на столь нелестную характеристику, но потом передумал, удовлетворившись вместо извинений чашечкой кофе:

– Только учти, что всё это предположения и никаких доказательств у меня нет. – Могила, – заверил его Рёзанов.

– Ответь мне для начала на такой вопрос, Сергей Михайлович, – начал Булыгин издалека, – много ты встречал за годы реформ обедневших чиновников, хоть федеральных, хоть областных, хоть муниципальных?

– Ну, ты даёшь, Коля, – засмеялся Резанов. – Где я найду тебе этих обедневших, мы, чай, не Гаити какая-нибудь.

– На Гаити ты их тоже не встретишь, – досадливо отмахнулся Булыгин. – Но, согласись, это ведь парадокс: производство упало вдвое, народ обнищал до полного безобразия, а чиновничий класс процветает.

– Воруют, – вздохнул Резанов. – Взятки берут. – И раньше брали, и раньше воровали, но всё это, брат, была самодеятельность. А тут ведь не десятки, не сотни, не тысячи, тут всё чиновное сословие процветает. Такое возможно только тогда, когда экономическая система работает именно на это их процветание. Схема проста до идиотизма: чиновник берёт госсредства и передаёт их банкиру под небольшой процент, банкир эти деньги пускает в оборот, а чиновник создаёт для этой финансовой операции обстановку наибольшего благоприятствования, используя административный ресурс с целью получения сверхприбыли. И тут уж, сам понимаешь, государственный интерес побоку, интересы промышленности побоку, тут преобладает сословный чиновничий интерес. – Ты хочешь сказать, что Ксения эту самую сверхприбыль не хочет возвращать номенклатуре?

– Я тебе нарисовал идеальную схему, но бывают и не идеальные. Ксению подставили. Люди, которые должны были обеспечить быстрый оборот капитала, решили сыграть на чужого дядю. То есть её банк решили обанкротить. А в этом банке, между прочим, деньги многих промышленных предприятий, средних и мелких предпринимателей. Ксения передёрнула: взяла и пустила рекуновско-дерюгинские деньги по той самой обречённой схеме, а деньги своего банка по схеме прибыльной. По закону её никто ущучить не может, по той простой причине, что банк готов выплатить хоть сейчас и Дерюгинские, то бишь государственные, вклады и Рекуновские, но выплатить с документально зафиксированным процентом, а отнюдь не со сверхприбылью. Она заставила этих ребят за чужой интерес ноги бить, а свой интерес хоронить. Можешь себе представить степень их огорчения? А тут ещё выборы на носу, которые без денег не выиграешь.