Сергей Федотов - Паутина

На самом-то деле неустойчивым был вовсе не большой юс, а сам Мефодий, который время от времени покидал келью и тайком от брата прикладывался к амфоре.

Константин хотел, чтобы знаков было поменьше и азбука была попроще для понимания и запоминания. Для того и изобретал ia вместо Я. Правда, от такого сокращения количество тех же Я утроилось. Все ради того же сокращения он придумал комплексную букву ук, писавшуюся так: оу. Вот и вышло, что старший приделал У ноги, а младший — колесо.

Мефодий спохватился, что еще не использовал тету и занес ее предпоследней буквой славянской азбуки. Нарек ее фитой, утверждая, что только с помощью фиты можно правильно прочитать вслух Феклу и Фому-маловера. Тогда Константин, не желая отставать, йотировал большой юс. Так в алфавит добавилась вторая Ю. Мефодий возражал, за что Константин едва не выбил ему два передних зуба. Старший схватил останки уникальной древнесибирской книги, раскрыл гнилую обложку, как шахматную доску, и обрушил на голову младшего, чуть не оторвав ему при том многострадальные уши. Кожа переплета лопнула, и в руках Мефодия оказались две трухлявых доски.

Под покровом ночи тайком от Константина он внес в азбуку последнюю, сорок третью букву. Вписал-таки ипсилон, который по аналогии с буквой иже нарек ижицей. Писалась она так: Y, а читалась двояко — то как В: еВангелие, — то как И: Ипостась. Вписал, обмыл это дело, хвативши из амфоры, и даже не вспомнил, что младший брат говорил то же самое, но получил по ушам.

На том и завершилось создание славянской азбуки. Утром похмельный Мефодий открыто принес в игуменскую келью амфору. Сказал, что зарок исполнен, можно и расслабиться. Константин хватил чашу-дру-гую и думать забыл, что собирался внести знак для звука Й, который уже употребил при написании слова «покой». После очередной чаши он обозвал брата пьяным ёжиком и решил тут же внести знак Ё. Вписать-то вписал, но обмакнул перо не в чернила, а в белое вино. Точки над Е испарились из азбуки до 1918 года.

Потребовалось развалить Российскую империю, чтобы Ё и Й обрели гражданство в русской азбуке. До того существовали они на нелегальном положении: на письме употреблялись, Но прописки в алфавите не имели.

Букве Э повезло больше. Ее прописал в азбуке Петр I между ятем и Ю (при письме она употреблялась). Ненавидимая Константином эта вышла из подполья на двести лет раньше бедолаг Ё и Й, правда, в другом начертании.

Как братья-просветители добирались до северной страны Моравии — особая история. В конце 863 года они, отряхивая снег, робко постучали в двери княжеского дворца на берегах Моравы.

— Какого надо? — грозно спросили из-за двери, и братья облегченно перекрестились, услыхавши привычное славянское слово на букву хер.

— Добрались, слава тебе, Господи! Ростислав встретил их радушно, лишь попенял,

что долго добирались. Напоил и накормил. Дал чернил и стал ждать, когда они переведут на язык, понятный его славиным детям-подданным, богослужебное Евангелие (Апракос). «А проку?» — шутили меж собой братцы, переводя текст.

Константин часто переводил Апракос в одиночку, потому что Мефодий почти сразу же начал службу по-славянски, проповедуя Евангелие кусок за куском по мере перевода его на понятный прихожанам язык. Проповеди собирали множество народу. Были они доступны и весьма занимательны. Немецкое духовенство заметило, что кирхи, где проповеди читались на латинском, почти совершенно опустели. Доходы упали, и немцы пожаловались Папе Николаю I, что греки скоро их совсем разорят. Тот запретил богослужение на славянском. Прихожане, лишившись любимого проповедника, едва не разнесли все кирхи. Папа был вынужден отступить. «Да черт с ними! — сказал он. — Пускай слушают на понятном им языке!» И посоветовал немецкому духовенству действовать похитрей.

— В чем проблема? — спросил он. — Желают славяне слушать библейскую мудрость на своем варварском языке, дайте им то, чего просят. Деньги не пахнут. Но алфавитом византийцев не пользуйтесь, а создайте свой, саботажный. Такой, чтобы никто, кроме вас, его ни понять, ни запомнить не сумел. Славяне сами его читать не смогут и будут обращаться к вам. Тогда-то и возрастут ваши доходы.

Мудр был Николай I, ничего не скажешь. Немецкое духовенство долго ломало головы над тайным алфавитом, но придумать ничего не сумело, сколько ни переписывало латиницу спереди назад и с боку на бок. Тогда додумались обратиться к Константину Философу. Пускай-ка сам он и поможет.

Однажды к Константину явился некто в широченных шароварах и с длинной прядью волос — оселедцем.

— Их бин казак, — заявил посетитель, скрипя сапогами и зубами.

— А мы с тобой не встречались ли в земле хазарской? — спросил Константин, который прощальный вечер в каганате вспоминал сквозь винную дымку.

— Яволь, — отвечал казак и выставил на стол бурдюк вина. — Тринкен на брудершафт?

— Это можно, — согласился Философ, извлекая чаши. — Наливай.

Выпили, закусили чем Бог послал.

После третьей гость завел речь о цели посещения.

— Майне брудер, казаки, — поведал он на плохом славянском, — желают ист тайная азбука, посылать шифр-сообщения. На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят. Депеши попадайт в хенде врага. Тот узнайт планы блицкриг, и казак капут. Ферштеен?

Слава об уме Константина недаром шла по всей Византии, он тут же уразумел, чего от него требуют, и на скорую руку сочинил своему гостю новый алфавит, в котором буква А выглядела наподобие гребенки, В — пенсне, Г — знака процента, Ж — ножниц, а И — телефона. Посетитель спрятал запись с сабо-тажной азбукой за пазухой.

— Данке шен, — поблагодарил он Философа и откланялся. — Ауф видерзеен. Теперь этим собакам-славянам мы, псы-рыцари, покажем наш сумрачный германский гений!

С чем и отбыл.

Константин не придал никакого значения встрече со странным казаком, допил бурдюк в одиночку и позабыл про написанную по пьяни дурацкую азбуку на следующее же утро. А зря.

Мефодий продолжал вести проповеди на славянском языке, которые то разрешали, то опять запрещали. Популярность его в славянском мире росла, с чем немецкое духовенство никак не могло смириться. Каких только доносов они не писали Папе, какой напраслины не возводили! Николаю I это порядком надоело, и в 868 году он вызвал братьев на суд в Рим.

Деваться было некуда, и Львовичи двинулись на священное судилище. Мефодий захватил в дорогу мешок с мощами святого Климентия Римского, надеясь на смягчение приговора. Пока они добирались, Николай I почил во бозе. Его преемник Адриан II, узнавши, что братья несут с собой кости святого Климентия, встретил их торжественно за городом, несмотря на предновогодние снег и мороз. Константин поднес Папе Евангелие и другие книги, переведенные на славянский язык. Папа в знак одобрения возложил их на престол в храме святой Марии и велел провести по ним несколько богослужений в различных церквях Рима.