Сергей Федотов - Паутина

— Пропусти. Уже рассказывал.

— От ютшколы одна польза была, что детей грамоте обучали.

— А без ютов откуда грамотные брались?

— Имелись стихийные школы в деревнях, где грамотей заведется, а делать ему нечего. И пять постоянных в городах. С ютшколой — шесть. Лес до выпускного класса доучился и лишь на пятнадцатом году жизни прозрел, что прав дедушка-ведун. Ютанты такие же сволочи, как ютролли, только похитрей. На лесичей им плевать. Вот и решил бороться. Но как один человек может биться с огромной империей? Вот и сгинул пацан в Ю-мире, как раньше отец его Крон.

При первой встрече мы и поговорить толком не успели. Поляну окружили патрули и шлепнули парня из луков. Я озверел, чуть всех не поубивал. Но сам себя осадил: «Ты же историк, должен смотреть и делать выводы, а не карать либо миловать. Перед тобой люди, а не соломенные чучела для упражнений с мечом…» Сам знаешь, Саша, ТАМ это искушение возникает. Такая подленькая мысль: «Это же все понарошку. Ты домой вернешься, а они, как куклы, начинают представление с того места, с которого начал ты глазеть на спектакль — их жизнь…»

Так что не стал я карать, а вернулся в городок Времени. Пошел в архив, просмотрел витозапись Леснова. Вот, думаю, находка. Ненавидит ютов — раз; знаком с их обычаями и особенностями языка — два; обучен боевым искусствам — три; телепат — четыре.

Определился я с координатами Дома ютов, прихватил аппаратуру и во второй раз в XV век до нашей эры спустился. Одного юта пленил, другого, третьего, не могу в телепатический контакт вступить, хоть тресни. Чувствую, что пролетаю, как чудак на дельтаплане. Допрашиваю их: как проходы в иные миры создаются? Они сотрудничать готовы, глаза на меня таращат, да толку-то? Ну чисто пни березовые или еловые доски с сучками!

Я рассвирепел. Думаю, прорвусь в ваш мир и наведу там шороху! Влетел в мембрану и очутился на МВ-платформе.

Третий раз спускаюсь в Лесное княжество. Стал искать место поспокойней. Поговорил с местными мужиками, далеко от Дома ютов не удаляюсь, кручусь в Драчевском треугольнике. Топонимом заинтересовался. «Почему он Драчевский?» — спрашиваю у местных. «Да потому, — отвечают, — что юты — хоть первые, хоть вторые — появились в треугольнике между деревнями Большие Мудаки, Колотилово и селом Драчевка. А в Драчевке, знамо дело, живут старожилы». — «Это в каком смысле старожилы?» — «Да в самом прямом. Тут еще ни одного лесича и в заводе не было, одни пумпокольцы, кеты да лешие, а старожилы уже избы срубили и жили себе поживали». — «А какого они роду-племени?» — «Племени славянского, говорят, а рода не разбери-пойми, не то русского, не то балтийского…»

Приплыли, называется. Ладно, двинулся я с ними знакомиться. Являюсь в село. Три двора да заезжий дом. Познакомился со старожилами — ни хера себе, как говорил наш с тобой знакомый грек Константин-Кирилл. Старожилы неизвестным науке способом по времени путешествуют. Безо всякой МВ-аппаратуры.

Родом они из XX века, из Сибири, из Красноярска. У них там создали ядерное производство и построили завод по переработке ядерных отходов. И случилась авария.

Ютанты, покидая Землю, пустили свой Дом на воздух. И погребли под землей шахты, цеха, склады и ядерную станцию. Каким-то образом авария в начале XXI века нашей эры и реактор в XXI до Рождества Христова открыли проход в параллельный мир, куда трех мужиков и затащило. Кроме них в эту ловушку попали: Кобыла, домовой Сенька из Лесного княжества и упокойница Семеновна. Тоже феномен — ни жива, ни мертва. Из XIX века, кажется.

О мире, в который их затянуло, ничего не известно, кроме того, что время там в обратном направлении течет. Поток противовремени их по И-миру протащил и назад на Землю забросил.

Географически они сместились на юг, в Минусинскую котловину, а по времени вглубь на семьдесят пять веков. При этом красноярцы помолодели до двадцатилетнего возраста. Сели они на речке Ое. Да сами и нарекли ее так. И Минусу, кстати. Сочинили песню:

Мы тут без женщин — это минус, зато с друзьями — это плюс. Ое, Ое, ой-ей-ей, каждый жив, пока живой!

Каждый из старожилов в своем мире имел профессию. Кос — врача, Сим — механика, Виш был пахарь, труженик. Отыскали они руду, соорудили горн. Изготовили топоры, молотки. Намучились, пока пила вышла. Срубили себе по избе, потом заезжую. Живут, гостей ждут. Никого бы не дождались, если бы да не кабы…

Угодили они даже не в петлю времени, а… Не помню, как эту фигуру математики называют… Дожили они до шестидесяти лет, когда их в И-мир втащило.

Здесь им стало по двадцать. Прожили сорок лет, их опять в противопоток времени затянуло и вновь на Землю выкинуло. Но тут к отсчету сорок лет прибавилось. Мужики об этих годах ничего не помнят, память как Макар кнутом снес.

Избы, срубленные ими, остались, вещи. Живут они как бы сначала. Те же самые стихи и рассказы сочиняют и читают друг дружке, хотя остались черновики. Мужики развлекаются так: сочиняют заново, в них не заглядывая. А уж потом сверяются и смеются: слово в слово совпало — надо же!

Прошли следующие сорок лет. Все опять повторилось сначала. Опять им по двадцать, и ничего из прошедших восьмидесяти лет не помнят. Но избы стоят. Правда, постарели, почернели. А в них сочинения лежат, можно и не мучиться, рифмуя: «видала — из металла», «вода—провода».

Поток противовремени регулярно их омолаживает, стирая память. И где-то на десятом витке черновики подсказали выход. Чтобы не кружить, как белка в колесе, придумали жертвы аварии вести что-то вроде дневников. Только их через И-мир протащит, они в первый же день по возвращении читают свои записки, которые назвали «Драчевские были». Там все описано. Они знакомятся с записями и старых ошибок не повторяют, делают новые.

Так и крутились-выкручивались. Прошло примерно пятьсот лет. И вдруг врывается в Драчевку племя Германа. К упокойнице Семеновне подлетают, а та лежит в сосновой домовине, ни жива, ни мертва.

— Бабка! Млеки, яйки! Шнель!

Старожилы Семеновну еле добудились. Дрыхнет в гробу, сука пьяная. Кое-как растолкали. Поднялась старуха, берет в руки четверть с самогоном да ка-ак навернет самого Германа по рогам!

— Слушай, Юра, — прервал Петров, — а может, ты вина бы выпил? Столько болтаешь, в горле, поди, пересохло.

— Какого? — спросил Комаров.

— Греческого. Производства четыре тысячи пятьсот второго года от сотворения мира. Конечно, не натурального. Но дубль, изготовленный синтезатором, от оригинала ни молекулой не отличается.

— Наливай, — решил Комаров.

Петров протянул руку к синтезатору и накапал в фужер. Протянул другу. Комаров сделал добрый глоток. Речь его потекла ровней.

Герман рухнул. Замочил рога в землю, германцы подхватили военачальника и откатились прочь. Герман очнулся и приказал продолжать заранее запланированное — согласно стратегическому плану блицкрига! — отступление.