Руслан Белов - Сердце Дьявола 2

– Так ты понял, что случилось с твоим компьютером? Как он мог в человека превратится?

– Мыслитель – очень сложный компьютер. По сравнению с вашей "трешкой", это то же самое, что амеба по сравнению с гуманоидом. Это фактически скопированный мозг мариянина. Скопированный и предельно усовершенствованный. И потому пространственно-временные условия вашей части Вселенной, видимо, на него повлияли. Я подозревал, что такое может случиться... Исходя из размышлений, а также из его пассивности по отношению ко мне и людям, появившимся на борту. Он мог нас уничтожить много раз, но не сделал этого...

– А как же роботы, муравьи и газ (Трахтенн рассказал Худосокову об этих средствах корабельной защиты в первые минуты знакомства)?

– Роботы и муравьи действовали по сигналам датчиков опасности. А газом нас уже Горохов травил. По крайней мере, голос из динамика был очень похож на его голос....

– Дела... А сколько осталось до нашей мягкой посадки на склонах с крутизной до нависания?

– Девять часов – ответил Трахтенн. – И последних три часа нам придется провести в спускаемом аппарате в тормозных капсулах.

– В капсулах... – повторил Худосоков. – Значит, парашютная кнопочка в капсуле капитана?

– Она нажимается перед входом в атмосферу. И все остальное происходит автоматически...

– Так значит, девять часов осталось... Надо чем-нибудь заняться.

Худосоков посмотрел на Клеопатру, решая, что с ней делать. Трахтенн, угадав, к какому решению он придет, встал между ним и девушкой. У Худосокова этот поступок вызвал презрительную усмешку. Смерив инопланетянина уничижающим взглядом, он поинтересовался:

– Ты, как я понимаю, против того, чтобы я эту девку ликвидировал в целях безопасности?

– Да, – глаза вон Сера повлажнели от негодования.

– Ну и дурак. Насколько я знаю женщин, эта сучка – последняя стерва. Такие очень любят крысиным ядом баловаться...

Глубоко засунув руки в карманы, Худосоков заходил взад-вперед. И увидел баночку из-под малинового варения, в которой голубела душа покойного Бармалея, то есть бывшая душа Баламута. Посмотрел на нее внимательно, взял в руки, повертел и спросил Трахтенна:

– А где тут у тебя санузел? Люди нам могут понадобиться, а на Баламута всегда можно положиться... Так что пойду-ка я, заправлю его душеньку в регенерата.

Сунув баночку в карман и взвалив тело Горохова себе на плечи, Худосоков ушел в санузел. Там он с горем пополам засунул бренные останки Мстислава Анатольевича в дезинтегратор и, когда тот сделал свое дело, то есть превратил содержимое приемника в мариинские пищевые продукты, принялся внедрять душу Баламута-Бармалея в тело регенерата Гены.

Вернулся он в командный пункт уже с Баламутом. Тот был, естественно, в пончо и вел себя как-то странно – понюхивал то плечи, то руки.

– Это ты малиновым вареньем пахнешь, – улыбнулась Клеопатра. – Всю жизнь теперь будешь пахнуть, не отмоешься.

– Чепуха! – посмотрел он на девушку исподлобья (как же – Бармалея-беднягу угробила). Побегала бы муравьем, как я, согласилась бы и дерьмом....

Баламут не договорил: увидел под потолком совсем уже почти рассеявшуюся душу регенерата Гены. С минуту он скорбно рассматривал ее, затем сказал со слезой в голосе:

– Прости, братан. Единственное, что я могу для тебя сделать, так это помочь тебе переселиться в тело незабвенного Бармалея. Но ты ведь гордый, откажешься, да?

В ответ душа регенерата мелко затрепетала от испуга.

– Ладно-ладно, – успокоил ее Николай. – Приземлимся удачно – найдем тебе что-нибудь получше. А пока...

Баламут не договорил – в дальнем углу командного пункта, с того места, где лежало тело Бармалея, раздался чих. И Баламут рассмеялся от души: он догадался, что с его подсказки душа Горохова не побрезговала телом перепончатокрылого насекомого. Продолжая смеяться, он бросился к муравью, не успевшему еще вполне очухаться, схватил его за задние ноги и потащил волоком в спальню Трахтенна. Через минуту вернулся и сказал, обращаясь к Клеопатре:

– Я его запер в спальне. Он просил передать, что вечером, ближе к ночи, будет ждать тебя в постели. Как законный супруг будет ждать.

Девушка смолчала, а Баламут, улыбаясь своей шутке, предложил Трахтенну:

– Ну что, отметим мое рождение?

Бытовой генератор не возражал, и скоро все сидели за столом, уставленным всевозможными яствами и бутылками (на этот раз машина поскупилась на вселенские разносолы). После первой рюмки Худосоков, пивший безалкогольное пиво, рассказал Баламуту о местонахождении и психическом состоянии Черного и Бельмондо, а также о своих догадках по поводу движущих сил происходящих событий. Баламут спокойно выслушал и сказал, махнув рукой:

– Там разберемся! Я эту дурь из них быстро выбью!

И банкет продолжился. Клепа была в ударе. Смородиновый ликер окрасил ее щечки румянцем, глаза искрилась, она кокетничала с мужчинами то по часовой стрелке, то против, да так, что никто из них не мог определить, кому она отдает предпочтение. И огонь соперничества разгорался в их сердцах, даже в давно окаменевшем сердце Худосокова что-то зашевелилось.

После третьей рюмки Клеопатра танцевала на столе цыганочку. Худосоков с Трахтенном хлопали в ладоши стоя. Баламут хлопал сидя – он был пьян до потери вертикальной устойчивости, и ему казалось, что на столе выдает коленца весь цыганский театр "Ромэн" и половина ансамбля имени Пятницкого.

Устав плясать, Клеопатра расчетливо упала в объятия Трахтенна. Понаблюдав за ними с завистью, Худосоков неожиданно понял, что он пьян, немного, но пьян. Из этого следовал вывод, что кто-то подлил ему водки в пиво. И могла это сделать лишь девушка, сидевшая во время банкета рядом с ним. И, значит, она продолжает бороться... "Жаль, я ей головку не открутил, – с сожалением подумал Ленчик. – Какой..."

Мысль свою он не додумал – острая, всепоглощающая боль в желудке скрутила его так, что он потерял сознание. Баламут, увидев, что происходит с Ленчиком, привстал в удивлении, но, схватившись за живот, упал грудью на стол, а с него соскользнул на пол.

Трахтенн понял, что его сотрапезников отравили. И сам почувствовал такие боли в желудке, что в голове его помутилось. Однако парень он был крепкий, и ему удалось схватить Клеопатру в охапку. Она визжала, когда он, падая в черное пространство, приказывал себе: Ты ее не отпустишь! Ты ее не отпустишь!"

...Космическая торпеда вошла в режим торможения в тот самый момент, когда сознание отделилось от Трахтена. Перегрузка навалилась на умирающих людей, к тому же корабль медленно завращался вокруг продольной оси... Клеопатра, соскальзывая с удерживавшим ее Трахтенном по круто накренившемуся полу, истошно закричала: угол металлической крышки котроллера силы тяжести коршуном летел к ее виску...