Пирс Энтони - Ночная кобылка

– Пока природа молчит, она ничего мне не говорит! – сообщила Аймбри дневному коню. Хотя, конечно, это не было прямым ответом на ясно заданный вопрос, тем более, что Аймбри не собиралась преждевременно начинать такое важное дело, как продолжение рода. Тут кобылка перешла к более насущной проблеме: – Так вот, насчет мира ночи. Сейчас, пока еще не наступила темнота, мы немного потренируемся. Потом мы воспользуемся какой-нибудь тыквой, чтобы вместе с Хамелеон попасть на перешеек уже ночью!

– Как это захватывающе звучит! – признался конь.

Так они и поступили. Лошадям все-таки труднее постоянно держаться друг возле друга, тем более прикасаться друг к другу, чем людям, но нужно было постараться. – Сейчас ты должен постоянно касаться меня, поскольку моя волшебная сила действует только на того, кто находится в непосредственном контакте со мной. Сейчас мы должны потренироваться скакать так, чтобы наше соприкосновение сохранялось! – рассказывала Аймбри коню хитрости перевоплощения.

– Вот так пойдет? – спросил конь и тесно придвинулся к Аймбри. Тело коня было мускулистым, теплым и в то же время очень мягким, а шкура шелковистой на ощупь – прикасаться к такому коню было одно удовольствие!

– Да, нормально! – ответила Аймбри, мысленно ругая себя за то, что она снова думала о том, что так упорно гнала прочь из головы. Но почему это удовольствие вдруг породило в ней некое подобие чувства вины? Возможно, Аймбри, поскольку она была все-таки волшебной кобылкой, чувствовала себя так же, как чувствуют себя люди, которые плотно прижались друг к другу – некое чувство неловкости. Сначала обе лошади шли шагом, а затем, приноровившись, перешли на рысь. Теперь стук восьми копыт стал синхронным – два копыта одновременно ударяли по земле: бух-бух-бух!

В этой синхронности было что-то особенно притягательное, даже приятное – стук конских копыт как бы олицетворял норовистость обеих лошадей.

Вскоре вдали показался замок Ругна. Увидев шпили замка, дневной конь тут же как ошпаренный отскочил от Аймбри, нарушив синхронность. – Я не пойду туда, ни за что! – в дневном коне возобладало его подозрительно-осторожное отношение о всем местам, где обитали люди.

Аймбри заржала, но поняла своего друга. – Тогда жди здесь. Я сейчас привезу Хамелеон сюда! – распорядилась она. К тому же ждать именно на этом месте было особенно приятно, поскольку окрестности изобиловали сочнейшей травой.

Конь остался щипать траву, а Аймбри поскакала в замок. Хамелеон уже с нетерпением ожидала ее, горя желанием как можно быстрее встретиться с мужем. Теперь Аймбри хорошо понимала Хамелеон, так как и у нее самой появился друг.

Красота Хамелеон увяла еще сильнее, даже за эти несколько часов в женщине произошли кое-какие изменения. Теперь она даже не была похожа на ту женщину, какую Аймбри привыкла считать Хамелеон. Но зато, насколько Аймбри знала, Хамелеон становилась намного умнее. Может быть, она хотела увидеть Бинка как можно скорее потому, что хотела, чтобы Бинк еще застал хотя бы частицу ее очарования, это было вполне естественное стремление. Ведь некрасивая женщина часто чувствует себя намного более несчастной, чем некрасивое животное.

Хамелеон быстро взобралась на спину Аймбри, и они тронулись в путь. Дневной конь пасся возле гранатового дерева, которого он, очевидно, не смог распознать, и то и дело тревожно оглядывался. Темнота уже начала спускаться на землю, но всетаки было еще достаточно светло.

– О, дневной конь! Как я рада снова видеть тебя! – искренне воскликнула Хамелеон.

Конь в удивлении поднял голову, запрядал ушами и фыркнул, очевидно, не узнавая женщину.

– Это же Хамелеон! – пришла Аймбри на выручку. – Она ведь теперь каждый день изменяется, становясь менее привлекательной, но зато более сообразительной. Ты в последний раз встречал ее несколько дней назад, когда она была в зените своей красоты. Но, поверь, все это одна и та же женщина!

– Конечно, конечно, это все я! – успокаивающе сказала коню Хамелеон. – Помнишь, мы с тобой ждали в лесу, когда Гранди, Аймбри и Икебод напоролись на Всадника, Хасбинбада и остальных карфагенян. Мы тогда прекрасно провели время!

Настороженность покинула дневного коня, с его морды исчезла напряженность. Он облегченно запрядал ушами. Хамелеон подошла и легонько похлопала его по морде. Конь окончательно успокоился, признав Хамелеон.

– Да, я теперь немного изменилась, – признала Хамелеон, – сейчас я уже не столь симпатична и скоро буду еще менее симпатичной, а потом вы просто даже глядеть на меня не сможете. К тому же, когда ко мне вернется моя сообразительность, я вдобавок ко всему стану еще острой на язык, что свойственно умным женщинам. Тогда берегитесь, я буду вообще невыносима!

Дневной конь всхрапнул – ему-то уж точно не хотелось быть таким переменчивым.

– Вы еще сами увидите, – грустно сказала Хамелеон, – самая глупая вещь в женщине заключается в ее уме. Через неделю я стану просто отвратительной. Если вы и тогда сможете переносить мое общество, то я с радостью поезжу с вами еще!

Они тем временем поскакали к ближайшей тыквенной плантации. Хамелеон вдруг занервничала: – Мы что, будем проезжать то место, где... – Она не нашла в себе достаточно мужества, чтобы закончить фразу.

– Нет, мы не будем проезжать то самое место, где твой сын потерял рассудок! – постаралась сказать Аймбри как можно более спокойно, чтобы Хамелеон не волновалась так сильно во время путешествия. Вообще Хамелеон держалась молодцом – возможно, это Милли приложила максимум усилий для того, чтобы Хамелеон не слишком раскисала. И это явно ей удалось – еще бы, ведь у Милли был опыт, который она накапливала на протяжении восьми столетий существования! Но по мере того, как Хамелеон становилась все более умной, тяжесть потери сына давила на нее все сильнее и сильнее. Это, очевидно, была вторая причина, по которой она хотела быть сейчас вместе с мужем – тем более, что скоро должна была подойти его очередь стать королем. Она не могла оставаться в стороне в той ситуации, когда второму члену ее семьи угрожала та же самая опасность, которая унесла разум ее сына.

Чтобы, наверное, хоть на мгновенье отвлечься от тягостных раздумий, Хамелеон стала мило щебетать с дневным конем о разных пустяках. – Когда я была еще молоденькой, я жила в деревне возле северной оконечности Провала, и тогда для каждой моей стадии – для красоты или для ума – у меня были разные имена. Когда я была красивой, меня называли Винни, когда я была обычной, то меня звали Дия, а если я становилась уродливой, то тогда все величали меня Фанчен. Все жители деревни знали, что со мной происходит, и потому обращались со мной как с тремя разными людьми, поскольку общаться со мной таким образом было намного легче. И хотя всем им нравилась Винни – особенно молодым мужчинам – а половина из них обожала и Дию, но вот Фанчен никто не мог выносить. А поскольку тот, кто рискнул бы жениться на мне, получал сразу как бы трех жен, то я заранее была обречена остаться старой девой. Потом я встретила Бинка, который тогда казался не способным к какомулибо волшебству, но был очень хорошим человеком, и, я думаю, что, если бы я не дала ему возможности понять мою природу? Да, тогда я была глупа, даже иногда просто тупа. Когда мы с ним впервые встретились, я была в обличье Винни. Поэтому я сначала думала, что, может быть, мне удастся найти какое-нибудь заклинание, которое навсегда бы сделало меня обычной женщиной. Но Добрый Волшебник Хамфри сказал, что никакое заклинание тут не поможет и все, что я могу для этого сделать, это отправиться в Мандению. Там моя волшебная сила покинула бы меня, и тогда я постоянно оставалась бы в образе Дии. Но потом как-то стало не до этого, тем более, что Бинку я понравилась такой, какой была на самом деле, поэтому он не дал мне остаться старой девой, – она рассмеялась. – Для Хамелеон нет заклинания! Мне не нужно волшебство! Я самый обычный человек!