Сергей Федотов - Все, что шевелится

Способные к труду разбились на отряды. Одни валили лес, другие резали сучья, третьи свозили брёвна, четвёртые кололи их или вырубали пазы, пятые собирали срубы. Самые слабые занимались заготовкой мха, чтобы конопатить щели. Каждому нашлось посильное дело.

Несколько лет мучились с печами: специалистов-то не было. Но нужда научит горшки обжигать. Научились класть печки с лежанками для старых и хворых, а горшки обжигать и раньше умели. Построили первые посёлки, затем стали закладывать города в районе Минусинской котловины. Оттуда веков через сорок и расселились аж до Иртыша.

…На берегу Ои трудилась бригада лесорубов. Работали они бригадным методом: пять дней, загибая пальцы, валили лес, а затем возвращались в деревню, где жили их жёны-дети. Пять дней (уже не загибая пальцы и оттого частенько просчитываясь) занимались домашним хозяйством, затем возвращались в тайгу. Лесорубами руководил бывший бригадир из полка центральной армии южных Кед Рой Три Уха. Почему его левое ухо считалось за два, понятно каждому, а автор догадался только сейчас: шрам от удара мечом тянулся у него через скулу до левого глаза.

Четыре дюжины валили лес для изб в Колотилове. При мужиках состояла пара дюжин пацанов-сучкорубов. Три Уха уже собирался отдать команду пошабашить и отправляться на стан, когда на делянку прилетел запыхавшийся юный сучкоруб и заорал, как дурак:

– Там – сома!

Название небесного напитка пацаны узнали в божественном озарении, отхлебнув из бочки.

– И к чему такая гонка? – невозмутимо спросил бригадир, но всё же послал пару расторопных лесорубов доподлинно выяснить: что именно отыскали в лесу подростки? Тухфат и Хацуко ушли с сучкорубами, а бригада направилась на ужин. В стан Тухфат и Хацуко вернулись на час позднее прочих, катя перед собой с помощью ватаги сучкорубов девятисотлитровую бочку.

– Не соврали пацаны, – подтвердили они заплетающимися языками, – стоит сома гонки!

Сомагонка пришлась как нельзя кстати. Через пару часов весь стан лежал в лёжку пьяный. На ногах сумел удержаться один Кед Рой. Он сразу же подумал об опохмелке. Поэтому отлил под покровом сумерек и безо всякого людского догляда пару вёдер сомы в кедровый бочонок из-под простокваши и отнёс в погребок, где хранились скоропортящиеся продукты.

Назавтра все проснулись на удивление здоровыми: от божественного напитка не было похмелья! Лучше того, у всех сил словно прибавилось, мужики чувствовали, что каждый легко может развалить лиственницу на поленья одним движением руки. Понимая, что уж теперь-то они заготовят любое разумное количество леса для народной стройки, лесорубы на радостях от такого открытия решили перед работой размяться: хватануть по рогу-другому (их лесичи носили с собой на верёвке, привязанной к поясу).

К обеду из Колотилова прибыли подводы со стариками, возчиками брёвен. Возчики охотно присоединились к веселью. К вечеру на деляну прискакал посыльный от бригадира плотников. Дьекенек желал спросить: почему не везут лес? Работа стала!

Гонец, понятное дело, в Колотилово не вернулся. Все посланники присоединялись к празднику. Под вечер третьего дня на берег Ои заявились жёны лесорубов, испугавшиеся, что с мужьями случилась страшная беда. Ничего страшного в стане они не увидели, а узрели хорошее веселье с добрыми песнями и плясками.

К мужскому запою бабы отнеслись вполне терпимо: надавали мужьям подзатыльников, подёргали за гривы и бороды и отправили спать. Сами расселись за стол под навесом и наполнили личные роги, намекая, что именно из них в следующий-то раз придётся выпить глупым мужикам. После второй порции запели красивыми голосами:

– Что же делать мне, лебёдушке, коли лебедь не летит?

Так же маются молодушки, коль у Коли не стоит…

Наутро бабы проснулись кто где, но почти ни одна, как выяснилось, не спала со своим мужем. В гневе на мужское коварство женщины изрубили топорами проклятую бочку с сомагонкой. Остатки божественного напитка вытекли в Ою, а оттуда в реку Большая Вода. С тех пор в районе Минусинской котловины резко повысились урожаи проса и арбузов.

Все бабы, пившие сомагонку, в ту ночь забеременели и родили красавиц дочерей. У всех мужиков-лесорубов в тот год родились дети: дочери – красавицы и разумницы и сыновья – вещуны (телепаты). Вещунами, хотя и слабыми, стали и пацаны-сучкорубы. Даже у немощных стариков возчиков родились дети. И не только от жён-старух, старичьё, как ни смешно, потоптало молодух побольше здоровенных лесорубов: тем особенно-то погулять не пришлось – много времени проводили в тайге. Все пившие сому стали долгожителями. Из Колотилова и пошёл род красавиц, долгожителей и вещунов.

Кед Рой Три Уха тайком переправил бочонок с небесным напитком домой и растянул употребление сомагонки на много лет. Выпивал только по праздникам, отпивал зараз не больше рога и тут же доливал бочонок водой. Из-за эдакой хитрости сомагонка у него не переводилась, и прожил Три Уха, триста тринадцать лет. Пережил больше дюжины жён, имел около полусотни детей и до последних дней не терял ясности ума и мужской силы.

На сто тридцать втором году жизни был признан князем лесичей, потому что больше родни, чем Кед Рой, не имел ни один динлин. Родня-то и провозгласила его князем, перекричав на сходке прочую клаку. Последний его потомок умер в III веке до Р.X.

Со временем память о бочонке, упавшем на берег Ои с небес и перечеркнувшем огненной дугой прежнюю, протекающую в безвестности жизнь лесичей, стёрлась из памяти динлинов, но легенда о сомагонке, от которой не бывает похмелья, осталась. По легенде выходило, что делают сомагонку особо знаткие лешие в своих бражных ямах. Каждый из охотников считал долгом чести отыскать свою, только ему одному известную, лешачью дачку с хмельным водоёмом и отведать бродила. От него, правда, голова всегда наутро раскалывалась, но лесичи не расстраивались, надеясь, что в конце концов повезёт – кто-нибудь да наткнётся на непохмельную выпивку.

Особенно много бражных ям почему-то обнаружилось в районе Минусы, поэтому среди лесичей не прекращались свары из-за охотничьих угодий, примыкающих туда хотя бы аршином. Мужики едва не начали войну с лешими, но быстро спохватились, что, перебив иножить, останутся вовсе без хмельных водоёмов. Поэтому стреляли только друг в друга, и то не до смерти: с пьяных глаз метко не выстрелишь.

Чтобы прекратить прю, будущий князь, старейшина Три Уха, вполне здраво велел претендентам собраться в одном месте и решить вопрос угодий раз и навсегда (он, конечно, про сому не забыл, но помалкивал по вполне понятным причинам – не желал ни с кем делиться). Во время исторической встречи на холме начался сильный град. Получившие ледяными каменьями по башке мужики малость поостыли и постановили угодья не делить, а заложить на холме столицу будущего Лесного княжества. В память о судьбоносном решении столицу ещё до рождения окрестили Холмградом.