Сергей Панарин - ...И паровоз навстречу!

Палваныч без приключений ехал по Труппенплацу. Правда, двигался медленно, снег все-таки, и был вынужден переночевать в одном из сел.

Трактирщик достал прапорщика рассказами о какой-то странной парочке – гнусном эльфе и необыкновенно красивой девушке.

– Слушай, земляк, – не выдержал Дубовых. – Если тебя так волнуют все эти проблемы, то женись и не завидуй чужому счастью. А сейчас дай мне еще эля.

Корчмарь обиженно забормотал, но зато заткнулся.

Утром прапорщик продолжил путь и к вечеру достиг пределов Драконьей долины. Выехав из снежной зимы в вечное лето, Палваныч снял теплую одежду, приторочил ее к седлу. Выбрал место для ночлега – раскидистый ясень.

Удача сопутствовала прапорщику и здесь. Никто не потревожил его сна. Протопали мимо великаны, да пролетел одинокий птицеящер. Но Дубовых даже не проснулся.

В самой долине Палваныч попал под защиту драконов. Король Шуппентайль [40]прислал молодого трехголового змея. Он и сопроводил прапорщика до самого водопада, за которым скрывался вход в подземелье Страхенцвергов.

Человек и рептилия неплохо поладили. Они проболтали всю дорогу. Дракон предложил услуги в качестве летательного средства, но Дубовых отказался. Не доверял он ни чертям, ни огромным змеям. Да и проклятая воздушная болезнь… Отлично переночевав возле бдящего стража, Палваныч прибыл к обиталищу гномов чуть раньше полудня следующего дня.

Россиянин так и не узнал, что дракон был прикреплен к нему для защиты жителей долины от силача Пауля, а не наоборот.

Дубовых видел, как дракончик облизывался на коня. Будучи уверенным в успехе своей целовальной миссии, Палваныч перед расставанием подарил каурого ящеру.

– Спасибо за компанию, зеленый, – сказал прапорщик, держа жеребца за повод. – Вот тебе сувенир на память.

Змей оценил великодушие Повелителя Тьмы и стрескал коня прямо на глазах у дарителя. Три зубастые пасти мгновенно разорвали беднягу, тот даже испугаться не успел. Куски были мигом проглочены.

– Вечно средней голове достается самое вкусное, – проворчала правая.

– Во-во, – кивнула левая, – а нам копыта жуй.

– Помолчала бы, – огрызнулась средняя. – Тебе голова досталась. Там мозг…

– Тьфу, срамота! – буркнул Палваныч, бросил наземь обрывки повода и зашагал в пещеру.

Здесь по-прежнему горели кровяно-красные светильники. «Значит, принцев не пока было», – успокоился Дубовых.

Он знал дорогу в залу, где находился хрустальный гроб. Там стоял почетный караул из семи гномов.

– Пауль! Пауль вернулся! – загалдели они.

– Отставить прения! – добродушно гаркнул прапорщик. – Во-первых, не Пауль, а принц Пауль. А во-вторых, где тут кого целовать или что там еще?..

Бородачи зачарованно замерли, наблюдая, как Палваныч склонился над бледным личиком графини Страхолюдлих и запечатлел на ее губах смачный поцелуй.

– Чпок! – звонко разлетелось под сводами сумрачной залы.

Ничего не произошло. Не дрогнули нежные веки, не поморщился аристократический нос.

– Да что ты будешь делать, – досадливо прошептал Дубовых и пнул хрустальное вместилище.

– Ну, мама, я еще немножко посплю… – капризно протянула Белоснежка.

– Хельгуша!!! – радостно заорал Палваныч.

Графиня пробудилась. Открыла глаза, еще не понимая, где она и что стряслось. Ее лицо вдруг исказила гримаса злобы, оно стало вытягиваться, обретая волчьи черты. Фигурка выгнулась дугой, пальцы вцепились в стенки гроба.

– А ну-ка, стой, раз-два! – грозно осадил прапорщик.

Наваждение развеялось, и Хельга Страхолюдлих обрела прежний вид.

– Возлюбленный мой, – томно вымолвила она, протягивая тонкую руку Паулю.

– Белоснежка с нами! Белоснежка с нами! – закричали гномы и побежали по всем ходам необъятной пещеры.

А потом Страхенцверги гуляли. Дубовых и Хельга восседали во главе стола. Пиво лилось Ниагарским водопадом, припасы съестного уничтожались ничуть не медленнее.

Прапорщик подумал: «Пора бы завязывать с пирушками». Эта мысль удивила его самого.

После многочасового застолья Палваныч остался наедине с графиней в специально отведенной почивальне.

– Хельгуленочек! Я не мастер говорить красивых слов, но бывают моменты, когда страсть застает врасплох двух взрослых людей, и они…

– Иди же ко мне, Пауль! – голосом необычайной глубины произнесла графиня, величественно распахивая объятья.

– Не гони ты так, – уговаривал Коля Лавочкин вечно молодую ведьму Грюне.

Та залихватски управляла огромным ковром.

Парень провел в воздухе четверо суток. На ночь Грюне спускала самолет на землю, специальным заклинанием сворачивала его в подобие чума. Внутри было тепло и уютно. Грелись с помощью амулета Иоганна Всезнайгеля. Коля все еще таскал вещи колдуна с собой.

– Живу, как чукча, боль свою затая… – напевал вечером Лавочкин.

Он постоянно думал об Эльзе, о том же Иоганне и Тилле, волновался за прапорщика Дубовых, но все время мысли поворачивали к нынешней спутнице.

– Николас, твои намерения настолько сильны и однозначны, что я сейчас дам тебе пощечину, – то и дело ворчала девушка.

«Триста лет еще не возраст, – вертелось в Колином мозгу. – Вон, Дункан Маклауд вообще четыре века протянул, а девку-то какую отхватил, и ничего…»

– Ох, зануда, – повторяла Грюне.

– А знаешь, что в нашем мире говорят про зануд? – спросил парень.

– Что?

– Что легче переспать с занудой, чем объяснить, почему не хочешь этого делать.

Хранительница рассмеялась.

– Знаешь, я не то чтобы не хочу, – сказала Грюне. – Просто… Как-то… Ну, лучше не надо.

– Почему не надо? – почти с детской обидой воскликнул солдат. – Объясни!

Девушка усмехнулась.

– Ваша пословица про зануд дьявольски точна, – промолвила она и буквально впилась в губы Лавочкина.

Парень словно в рай провалился. Похоже, ведьма накопила невероятный запас страсти, который как-то усилился благодаря ее магическим талантам. Коля ни о чем таком не думал, он просто растворился в поцелуе и пришел в себя лишь через несколько мгновений после того, как Грюне отстранилась.

– Что это…

Хранительница приложила палец к его губам:

– Снаружи кто-то есть. И он ищет тебя.

В ковер-чум поскреблись.

Коля принял решение:

– Кто там?

– Продрогший путник, не более того, – донесся приглушенный мягкой стенкой голос.

– Запускай, – сказал рядовой ведьме.

Та прошептала заклятье. Полог ковра отвернулся, и внутрь вполз паренек-коротышка. Лет семнадцати. С беспрестанно бегающими глазками.

– З-з-здрасьте, – произнес он, стуча зубами.

– Молчи и грейся, – велела Грюне.

Где-то спустя полчаса визитера перестало колотить. Он снял соболью шапку. Взлохматил рыжую шевелюру.