Сенкия Сияда - В Школе Магии Зарежья

— Фу, — зажала нос Тамарка.

— Да, запах еще тот, — согласилась я. — А что ты хочешь, сюда же и со столовой всякие кишки и очистки поступают.

— Фу, — на этот раз Тамара сморщилась от описываемых мной подробностей.

— А если он до завтрашнего утра туда не придет? — спросила Томка. — А если он вообще этот хлам не телепортирует, а, например?... — она задумалась, подбирая подходящее сопоставление.

— Ест? — ехидно подсказала я.

— Как ты вообще можешь верить Сапню после всего? — не осталась в долгу Томка. Я, оценив намек, поморщилась.

— Если он и правда следит за сжиганием мусора, то и сам наверняка его банально и по правилам телепортирует. А здесь уже вон какая куча накопилась, два или три дня, наверное, не убирали, наверняка Труль Шлисович наш мусор тоже отправит, прежде чем сжечь тут все, — я почти была уверена в том, что говорила, но платья для пробного захода мы все равно отобрали те, что меньше нам нравились. Я зорко оглядывала помойку — не появилась ли где куча хлама с приметной красной тряпкой наверху?

— Варька! Оно! — радостно ткнула пальцем Томка.

— Быстрее! — я тоже увидела красный ориентир.

Мы, пригнувшись и воровато озираясь, побежали к мусору. Как назло, нужный нам хлам появился у задней стенки приемной помойной площадки. Мы, зажимая носы и то и дело оскальзываясь и проваливаясь, полезли вглубь по холмам овощных очисток, тошнотворно пахнущих рыбьих внутренностей, каких-то костей, обломков, обрывков, ошметков, бумаг и всего прочего, что обычно обитает на свалках. Зимний холодок, конечно, сколько-то спасал наши носы, но куча все равно ощутимо пованивала, видать, не все в ней успело подмерзнуть, кое-что было откровенно склизким и причмокивало при перетаскивании ног. Что здесь творилось летом — и думать не хотелось.

— Есть! — Тамарка добралась первой и, кротом зарывшись в кучу, вылезла наружу с тремя платьями, предусмотрительно компактно сложенными и завернутыми в большую тряпку.

— Да, но какой ценой, — пробормотала я, сщелкивая с ее плеча рыжую кудряшку луковой шелухи. Мы, оскальзываясь и держась друг за друга, поспешили покинуть неприятное место. И надо же было такому случиться, что когда мы с визгом в реке мусора катились с последнего холма, из-за угла с лопатами, метлами и тележкой в сторону инвентарного сарая вывернуло пятеро наших одноклассников, которых, судя по всему, задержали на отработке в конюшне. Усталость на их лицах тут же сменилась диким удивлением и каким-то мстительным восторгом.

— Хвос, с самого утра день не задался! — проскулила я, отряхиваясь и поднимаясь на ноги.

— Та-а-ак! — обрадовано поприветствовали они нас. — Развлекаетесь, да?

Мы, хмуро переглянувшись, молчали, как партизаны на допросе.

— Что, так сильно голодаете? — самодовольно поинтересовалась Мариска, краешком метлы счищая какой-то очисток с моего рукава.

— Ох, что мы про вас порасскажем-то! — мечтательно проговорил Куня.

Я, подозрительно оглядевшись по сторонам, заговорщицки подозвала Мариску пальчиком. Пахло от моей одежды тошнотворно (впрочем, судя по ошметкам навоза, в их тележке тоже не изумруды навалами возили), но любопытство пересилило. Мариска наклонилась ко мне. Я отгородилась для вящей конспирации ладонью, и краешком губ доверительно поведала ей на ухо:

— Мы зарываем здесь трупы наших врагов, — и, отодвинувшись назад, кивнула, наиграно-медленно подмигнув.

Схватила Тамарку за рукав, и мы спешно направились по дорожке к главному корпусу. Остальные роем напали на Мариску, жаждая разузнать, что же я ей такое рассказала.

Весь остаток вечера мы стирали и мылись. Мерзкий запах въелся в ноздри и преследовал везде. Поначалу я целый час стирала одно и то же платье, подозрительно к нему принюхиваясь, потом для разнообразия понюхала сторонние вещи. Они знакомы с помойкой не были, но все равно ей пахли. Разобравшись в причинах парадокса, вскоре со стиркой мы покончили.

— Надо придумать что-то еще. Я больше на помойку не полезу, — сказала Тамарка, когда мы румяные после бани вернулись в свою комнату и повалились на кровати. Свои постиранные вещи мы оставили в общей сушилке, а тибренные платья развесили в комнате на створках шкафа.

— Да, — согласилась я. Когда Труль Шлисович мимоходом показал нам на следующую комнату, в которой предстояла уборка, мы, уже начав немного ориентироваться в переходах, когда хлам в комнате с платьями стал подходить к концу, кряхтя, переволочили сундук в новое помещение. Но ведь и в нем беспорядок был не вечен. Что еще-то придумать? Я сломала себе все мозги и, отчаявшись, готова была даже внаглую, придя на отработку в рабочем наряде, уйти с нее в шикарных пышных платьях, напяленных одно на другое и в случае расспросов возмущенным голосом заявить, что так оно и было; или сунуться грабить подвал ночью, что было страшно, учитывая, что жил, а, следовательно, и ночевал Труль Шлисович тоже где-то в подвале. И наткнуться на него там ночью отчего-то не хотелось, и даже отговорок на такой случай придумать не выходило, тем более, я подозревала, что в этом случае кроме крика ужаса из горла все равно ничего не вырвется.

Лыжи все так же стояли в углу. Выходить с ними в коридор я патологически не хотела, предполагая, что по закону подлости на моем коротком пути мне встретится полшколы, вышедшей из своих комнат по самым разным делам. И вот когда они меня с этими деревяшками увидят, то просто массово посыплются на пол от смеха и будут во все горло звать другую половину школы и кричать, что сейчас все-таки состоится заезд на бис. Сходить к Лоргу и сказать, чтобы парни сами забрали их, конкретно сейчас у меня не было сил.

Так и не поужинав, и совсем не вдумчиво почитав заданные параграфы в учебниках, мы заснули.

Сходив с утра на занятия, днем мы (верхняя одежда не успела высохнуть) напялили по две кофты под легкие весенние курточки и бегом отправились в подвал. То есть, мы, конечно, могли ее и магическим образом высушить, но также, будучи недоученными бытовыми магами, мы понимали, что могли и высушить, а могли и вовсе без нее остаться (спалить, если кратче), поэтому предпочитали не рисковать, оправдывая тем самым еще и лень, без которой, как известно, в той или иной степени не обходится ни одно попустительство...

Утром ничего особо интересного не происходило. В коридоре между уроками мы с Томкой встретили Лорга и парней, выглядели они здоровыми, счастливыми и шествовали в окружении каких-то девиц. При посторонних высказывать Сапню и Лоргу гадости мне не хотелось, про лыжи тем более упоминать я не стала. Поэтому мы просто, вежливо улыбаясь, раскланялись и отправились своими дорогами. Но позже до нас дошли слухи, что пара вывесок, написанных Сапнем в ту злополучную ночь, уже поздним утром неизвестно как оказалась на комнатах учителей, и одна на директорской двери. Причем, почерк писавшего как две капли воды был похож на ложное донесение про карантин, обнаруженное тем же днем при входе в столовую. Сейчас педагоги, пусть и не сильно рьяно, но разыскивали виновников, и я мстительно надеялась, что может быть они выйдут на след Сапня. В крайнем случае, что помешает им получить некое анонимное письмо?