Сенкия Сияда - В Школе Магии Зарежья

— Сами виноваты, — раздался скрипучий голосок. Мы с Тамаркой замерли. Неужто Труль Шлисович чревовещанием увлекается? Слабо верилось, хотя с него станется. Перед завхозом по-прежнему никого не было. Но мы заметили, что он смотрит куда-то вниз. Куча хлама загораживала нам обзор, поэтому пришлось подобраться поближе.

— Эй, а я тебя знаю! — как-то обиженно взревела Тамарка, тыча пальцем в маленькое косматое существо, с которым, судя по всему, и разговаривал Труль Шлисович.

— О, горе мне, — как-то флегматично хмыкнул на ее выпад дедок.

— Да, горе! И я тебе его сейчас обеспечу, — встряла я и, зачем-то закатывая все равно уже грязные рукава, обратилась к Трулю Шлисовичу: — Так это он нам такое развлечение устроил?

Труль Шлисович смерил меня непонятным взглядом, а потом снова посмотрел на своего знакомца.

— Ну, — проговорил завхоз, — рассказывай, ослушник.

— Скорее не ослушник, а осел, — плюнула ядом в сторону врага Тамарка, а потом удивилась: — Почему ослушник?

— А нечего было тырить мое имущество! — не остался в долгу косматый дедок.

— ТВОЕ имущество? — вылезли на лоб мои глаза. Приняв для себя как аксиому, что хлам, разбираемый нами сейчас, когда-то принадлежал князю Ширмею, сейчас я судорожно искала черты сходства между виденной однажды гравюрой и неким самозванцем. Подобия не было. Насколько я знаю, князь давно и безвозвратно был казнен, приведения же, хоть и нематериальны, обычно имеют вид бывшего живым тела. И даже если допустить, что князь каким-то чудом остался жив после (страшной!) казни, ему сейчас должно было быть далеко за... смерть. Хотя (я скептически всмотрелась в малорослика), если бы он и остался жить и после отведенного людям возрастного порога (после повествования Ладмира я уже во что угодно могу поверить), то вполне допустимо, что к своим семистам годам мог иссохнуть и превратиться в нечто подобное. Приходила еще мысль, что принадлежать ему могли только платья, которые мы и правда бессовестно похищали. Но, как она приходила, так и уходила обратно, абсолютно обалдевшая, потому что роскошные дамские платья, которые даже мне и Тамарке были длинноваты, надетыми на странное в два локтя ростом существо представлялись так же, как лошадиное седло на змее, то есть никак.

— Ничего твоего мы не брали! — тем временем гордо вздернула вверх нос Томка.

— Ага, значит, все-таки что-то да брали! — тут же подловил ее странный субъект. Тамарка смутилась, а я, опасаясь, что она сейчас нас с потрохами сдаст перед Трулем Шлисовичем, быстро влезла:

— Ты к словам не придирайся! Ты вообще нас хотел убить!

— И не собирался я вас убивать! Так, попугал маленько! — взвился дед и, мгновенно утихомирившись, невзначай добавил. — Хотя не буду отрицать, что мыслей таковых не приходило.

— Ах ты, гад!! — бросилась, было, на него Томка, но Труль Шлисович перегородил ей дорогу одной из своих рук. И она в бессильной ярости грозила кулаками из-за нее. — Да я из-за твоей пугани чуть..., — она, махнув кулачком, осеклась, опустив рискованные подробности, и засопела.

— Да кто он вообще такой? — спросила я Труля Шлисовича почему-то шепотом.

— Как кто? — удивился завхоз.

— Подвальный я! Дура! Под-валь-ный! — взбешенно запрыгал объект моего интереса.

— Так все-таки подвальный или дура? — мгновенно сориентировалась Томка. А я, если честно, немного оторопела. То есть, сейчас-то я конечно видела черты сходства с домашней нечистью: и повышенную шерстистость, и вредный характер, всем он походил на нашего Афанасия. Становилось понятной его неприязнь к расхитительницам подведомственной ему территории. И тем более стыдно мне было, что он входил в область нашей с Томой будущей специализации. Вот только, насколько я знаю, подвальный — это по виду маленькое, с мужской кулак существо, поросшее шерстью, из которой меж тем растут еще более длинные брови и борода.

— Чем вы его кормите?! — помимо воли произнес мой язык. Труль Шлисович усмехнулся (В первый раз! Я чуть не села на пол. О боги, и где землетрясение? Да нет, его нет не потому, что я все-таки не села!! Наверное, вместо землетрясения на улице просто пошел зелененький снег) и сказал:

— Какой подвал, такой и подвальный.

— Какой же у него оборот силы, что он такого красавца смог состряпать! — восхитилась я. Обычный подвальный даже мешка репы бы не смог сдвинуть. Максимум — два горшка с тушеной говядиной. А тут огромная гора вещей, да еще и антропоморфно оформленная и управляемая продолжительное время! И я сразу вспомнила Афанасия, когда-то упоминавшего про какие-то опыты: такой необычный образец очень хотелось изучить подробнее. Глядишь, получила бы за свою научную работу потом главную магическую премию... Додумать тщеславные мысли мне не дали.

— Вот и мне тоже интересно, как он смог его создать, — сказал завхоз, с нажимом растягивая слова и впериваясь своим прищуренным глазом в подвального. Глаз и не таких орешков раскалывал. Подвальный изрядно струхнул и забубнил, уходя в простой гудеж:

— А чё, чё я-то? Подумаешь, позаимствовал. Дык ведь для важного дела...

— Ладно, молчи, насчет этого я с тобой позже разберусь, — поспешно перебил его вдруг Труль Шлисович, покосившись на нас с Томкой. А мне пришло на ум, что подвальный просто спер что-то с тайных этажей. — Лучше скажи, почему меня не послушал? Я ведь тебе говорил.

— Да не могу я на такое глаза закрывать! — взвыл подвальный. Видимо, накипело, у него на душе, ишь, переживает. — У меня итак сердце кровью обливается, когда гляжу на их приборку, — я попыталась вспомнить, где у подвальных находится сердце, но не преуспела. — Столько всего хорошего выкидывают! А тут даже не выкидывают, а внаглую грабят!

— И что? Сгниют ведь эти платья. Тебе их не носить, мне тоже, — размеренно проговорил завхоз. Тамарка всхлипнула, видимо, представив Труля Шлисовича в пышном платье, но смех мужественно сдерживала за кривящимися губами. Моя фантазия тоже пустилась в разгул, я почему-то представила их двоих, пыхтя, перетягивающих друг у друга платье, а затем мохнатую голову подвального, которая в результате найденного компромисса, весело улыбаясь, торчала из волосатого декольте Труля Шлисовича. — Так пусть хоть девицам радость будет, — говорил меж тем завхоз. — За уборку им награда. Стараются ведь, у тебя в подвале порядок наводят.

И только тут до меня дошло. Улыбка сползла с моего лица, как талый сугроб в низину.

— Так Вы что, все знали? — упавшим голосом спросила я.

— Конечно, знал, — хитро посмотрел на нас завхоз. — Он мне еще после первой недели прибегал на вас жаловаться.

— Ябеда! — возмущенно взглянув на подвального, прошептала Тамарка. Тот, встав в гордую позу оскорбленной невинности, на нее даже не взглянул.