Лана Туулли - Короли и Звездочеты

Прав был Гильдебран, обзывая эльфов «вечными детьми».

Сейчас, став свидетелем смерти молодого человека - в общем-то, человека совершенно постороннего и ничем не примечательного, абсолютно бесполезного с точки зрения Равновесия Вселенной или иных магических законов, - Лотринаэна царапнуло воспоминание о той единственной утрате, которую он переживал тяжело, погружаясь в бездну отчаяния и растерянности. По сравнению с печалью, вызванной кончиной матери, даже его истерический реквием в память об Алиме был подобен напеву сверчка.

Оказывается, для людей смерть всегда такова, - понял Лотринаэн, наблюдая за Сашей. - Она сжигает часть души и отпускает получившийся пепел на волю бушующих ветряных страстей.

Сашка Глюнов зло стиснул зубы и продолжал смотреть на мертвое тело приятеля абсолютно сухими глазами, как будто от силы его взгляда зависело, закончится ли этот миг отчаяния -или что-то изменится во Вселенной, какая-нибудь песчинка вдруг замедлит свое движение, и Серега вдруг шевельнется, вздохнет, и зеленая линия снова дернется, отмеряя удары живого сердца…

- Я провожу, - вмешалась Марина Николаевна. Лот на секунду нахмурился, попытался вспомнить, когда она появилась, долго ли стояла рядом, что могла услышать и понять из их конфиденциального разговора. Но появление ее было столь же мимолетно и обычно, как полет бабочки-однодневки.

Женщина взяла Сашу за руку и, с небольшим усилием, потянула в сторону. Она что-то говорила, сочувствующее и нейтральное, то, что было нужно сказать именно в эту минуту - и Сашка мигнул, коротко всхлипнул, будто свидетельствуя, что произошло неизбежное, смиряясь с тем, что Серега перестал существовать для этого мира.

Марина Николаевна увела Сашу, а полуэльф смотрел, как убирают окровавленные бинты и скальпели, как о чем-то важном и значительном беседуют между собой мэтр Лукин и второй целитель, как сестра милосердия поправляет сложенные на груди руки умершего… И как бесконечно старый, упрямый, как вечность, отец Гильдебран склоняет голову в беззвучной молитве.

Какова бы ни была смерть, - подумалось Лотринаэну, - главное, чтобы рядом с тобой оказался тот, кто понимает, что это такое. Знает всю боль, одиночество и отчаяние, которые она с собой приносит. И умеет делить свалившиеся беды на двоих.

Половинка смерти - уже не так страшно.

Издалека раздающийся голос Марины Николаевны что-то спрашивал - о таких прозаических и бесполезных вещах, как ужинал ли Саша, не ранен ли он, что случилось с Евгением Аристарховичем на Объекте, кто стрелял в Барабанова. Сашка отрицательно покачал головой, буркнул что-то нейтральное и, наконец, остался в одиночестве.

В привычном месте ночевки - в кабинете Лукина, располагавшемся на втором этаже клиники, - ничего не изменилось. Мягко светила лампа на рабочем столе; ее сияние отражалось от черного экрана выключенного монитора и перемигивалось-перешептывалось с… А вот эта вещь как раз и была новой. Саша встал с дивана и подошел к стенному шкафу - там, на верхней полке, придерживаемый стопкой книг, лежал меч. Витые полосы, украшающие рукоять, отражали свет лампы, и сейчас оружие не выглядело ни опасным, ни грозным - всего лишь красивая антикварная вещица, спрятанная в шкафу за ненадобностью…

Саша осторожно коснулся меча, повернул ножны к свету и нашел то, что предполагал. На нижней части эфеса, среди витого узора блестело изображение герба - золотое раскидистое дерево на черном эмалевом фоне. Как и говорил Октавио, не в службу, а в дружбу предлагая «поискать, вдруг где завалялось» его оружие.

И что всё это значит?

Усталость брала свое. Сашка вернулся на диван, снял очки и бросил их на расставленную, как обычно, на журнальном столе шахматную доску. Деревянные резные армии Короля и Звездочета равнодушно посмотрели на пластмассовую оправу со стеклянным содержимым. Так же равнодушно они отреагировали на появление пистолета. Избавившись от увесистой железяки, оттягивающей ему пояс, Сашка вытянулся на диване, прикрыл глаза и провалился в сон.

Он не слышал, как несколько минут спустя в кабинет заглянула Марина Николаевна. Убедившись, что молодой человек спит - беспокойно, но крепко, - Лукина поставила поднос с чаем и бутербродами рядом с шахматной доской, погасила лампу - и, уходя, прихватила бесхозное оружие с собой.

Гильдебран молчал. Его лицо, склонившееся над укрытым белой простыней Серегой, было печально и сосредоточенно.

Саша хотел окликнуть старика, но внезапно понял, что не знает, как к нему обращаться. Фамильярное «дядя Бран» было не к месту, а как же…

- Да как хочешь, - ответил старик. Он очнулся от грез, перевел дух и повернулся к Глюнову. - Знаешь, должно быть, старую присказку: хоть горшком обзови, только в печку не ставь. Что ж не спишь, сынок? Или вправду у этого остроухого недоросля хватило ума потащить тебя учиться волшебству?

- С чего вы взяли? - удивился Сашка столь внезапному повороту беседы.

- Да вид у него был такой -в свое время я достаточно насмотрелся на их остроухую братию: «Я велик! Я круче всех! Сейчас колдану хорошенько, и трепещите, боги - отныне вы будете носить для меня тапочки!…»

- Нет у Лота никакой мании величия, - не слишком уверенно возразил Глюнов. Он подошел ближе к Гильдебрану - и внезапно понял, что всё происходящее ему снится. И вовсе старый полненький дядя Бран не сидел у изголовья умершего - он сидел на низенькой скамеечке посреди чахлого садика, затянутого плотным серо-голубым туманом. Саша осмотрелся по сторонам - местность услужливо изменилась, и среди тумана островком проглянул большой плоский камень. Устроившись на импровизированном «троне», молодой человек еще раз огляделся, уверился в том, что ни он сам, ни дядя Бран сейчас не могут похвастаться материальностью собственных оболочек, что никого постороннего поблизости не наблюдается, и осторожно, шепотом, сказал:

- Хотя некоторая взбалмошность и непоследовательность в поведении мэтра Лотринаэна, безусловно, прослеживается.

- Э, да ты натуральных, чистокровных эльфов не видел! - возразил Гильдебран. - Вот где взбалмошность, импульсивность и «сдубарухнутость»! Пополам с безумием и уверенностью в собственной избранности…

Старик замолчал. Саша тоже не знал, что сказать, и они вместе наблюдали за завихрениями серого тумана, поглощающего окрестности.

- Я хотел спро… - наконец, решился Сашка.

- Пойду ли я с вами утром сражаться со сфинксом? - хитро сощурился Гильдебран.

Глупость подобного предположения - особенно сравнение физических данных «добровольца»-чудотворца с аналогичными показателями Ноздрянина, Догонюзайца и Громдевура - оскорбила младшего из собеседников.