Нил Гейман - Лучшее юмористическое фэнтези. Антология

Из темных недр башни вынырнула какая-то закутанная в черное тень и торопливо пронеслась мимо изумленной эльфийской принцессы, задержавшись, только чтобы мощными мускулистыми руками сгрести ее в охапку и швырнуть на огромную мягкую кровать, где девушка едва не раздавила спящего кота.

Какое-то заклинание чар, неизвестных и неистовых, прозвучало из окна. Доносившиеся снизу отвратительные вопли наемников лорда Иэйархха сменились писком маленьких пушистых цыплят. Стоявший у окна человек улыбнулся с мрачным весельем. Он отвлекся ровно на мгновение, которое потребовалось, чтобы освободить привязанного за лапу ястреба-цыплятника, и тут же обратил взгляд на свою еще не оправившуюся от изумления гостью.

— Слушаю, — сказал он.

— Ты чародей Черной Башни? — Горло Нариэлле сжало некое чувство, долго еще она будет отказываться признавать его чем-то большим, нежели удивление, замешательство и необходимость в прохладном питье.

— Тебя это удивляет? — Его голос, низкий, волнующий и очень властный, скручивал ее все быстрее колотящееся сердце в тугой узел какого-то смятения, имени которому она не знала. Взгляд его лазурных глаз пытливо проникал в самую глубину ее души, дерзко пренебрегая пустыми формальностями этикета эльфийского Высшего Двора. Но был в его словах и некий еле уловимый оттенок иронии, как будто в его прошлом крылась какая-то неведомая тайная рана, о которой не знал никто, кроме него самого, и ее тщательно скрываемая боль если не отравляла, то, по меньшей мере, привносила привкус горечи в жизнь того, кто внешне был таким сильным и неприступным.

— Нет, — солгала эльфийка. Она поспешно вскочила с кровати.

Он усмехнулся; один короткий смешок. Но в этом одиноком звуке мнимого веселья Нариэлле прочла бездну невысказанной боли. Она не могла лгать ему. Он достаточно страдал.

— Это… в смысле… ты так молод.

Его глаза, голубее, чем волшебный меч, который Нариэлле скрывала под пышными зелеными бархатными юбками, усеянными жемчугом и отделанными золотой тесьмой, сузились.

— Да, — ответил чародей. Это был вызов. Эльфийская принцесса была не из тех, кто позволяет

любому мужчине издеваться над собой. Уж у нее-то дух был гордый. Она вызывающе вздернула подбородок и взяла инициативу в разговоре на себя.

— Имя Брендона из Черной Башни достигло ушей моего отца, лорда Вертига Серебряного Единорога, короля эльфов Зеленых Лесов. В это самое время, когда мы разговариваем, смертельный враг отца, лорд Иэйархх Красный Меч осаждает его в Белом Замке Золотых Арок. [124] Золотые арки — эмблема компании «Макдоналдс», иногда заменяет название компании. Мне и ста пятидесяти воинам отца хитростью удалось проскользнуть сквозь вражеский строй, нас послали найти тебя в надежде привлечь на нашу сторону твое уже ставшее легендарным чародейское могущество.

— Я знаю, — сказал он.

— Знаешь? — Она не смогла скрыть удивления.

— Ведь я же чародей. Ты, наверное, слышала о магических кристаллах? — Его изящный, хотя и великоватый, рот скривился в выражении одновременно загадочном и обворожительном. Его рука рассеянно потянулась кверху, ощупать истекающий кровью кончик ее уха. — Ты ранена.

Будто какой-то крюк вырвал весь сарказм из его голоса.

Пораженная неожиданным участием в словах молодого волшебника не меньше, чем почти электрическим шоком, пронизавшим каждую клеточку ее тела от малейшего соприкосновения его плоти с ее, Нариэлле ответила:

— Это пустяки.

— Пустяки?

Ей подумалось, что в этом его простом повторении именно этого слова она заметила новое чувство уважения к ней как к личности.

Его дыхание жарким пламенем обожгло ей шею, пока он бормотал над ее ухом исцеляющее заклинание. Смятение затрепетало в ее груди, как грифон в клетке. Она отступила от него на шаг со словами:

— Пока ты попусту тратишь свои силы на простые царапины, гибнут эльфы!

Говоря о бедствиях своего народа, Нариэлле никак не могла удержать взгляд от рассеянной прогулки по фигуре юного колдуна. Темные буйные волосы каскадом густых черных волн падали на лоб как раз над небесно-голубыми глазами. Когда он улыбался, обнажалась совершенная белизна его зубов, ослепительная на фоне бронзового загара кожи. Его нос говорил о старых ранах, перенесенных с благородством и стойкостью. Расстегнутый ворот мантии некроманта приоткрывал гладкий соблазнительный простор его широкой груди. Тонкая материя не могла скрыть невероятный размер, почти ужасающую мощь, едва сдерживаемый размах и необузданную сокрушительную силу его плеч.

К счастью, на стене напротив Нариэлле было большое зеркало, которое позволяло ей сколько угодно рассматривать свои собственные огненно-рыжие волосы, изумрудно-зеленые глаза, и гибкую, стройную, привлекательную и в то же время выражающую неуступчивость фигуру.

В горле Брендона из Черной Башни клокотнул смешок. Как он посмел глумиться над ней? Она ненавидела его! Она всегда будет его ненавидеть! И тогда он сказал:

— Какой огонь. И что же ты дашь мне в обмен на мою помощь… моя госпожа?

Никаких сомнений, в его голосе прозвучала насмешка. И еще сильнее она его возненавидела, но вместе с тем и с еще большей страстью!

— Золото?

Она его просто не выносила! Ответ Нариэлле был настолько холодным и официальным, насколько могли сделать его таковым ее уязвленная гордость и с трудом подавляемое желание ударить чародея по ухмыляющемуся лицу:

— Нет.

— Нет? — Его неровные брови приподнялись.

— Слово чести благородной эльфийской принцессы и девы. Воины отца несли золото, чтобы заплатить тебе. Когда на них напали наемники лорда Иэйархха, сундук свалился со скалы в море, и люди Песков Вегаса утащили его с собой.

— Значит, сундука у тебя нет. — Теперь он больше не улыбался. — Ты много говоришь о мужчинах — о воинах, о наемниках, — моя госпожа… для той, кто зовет себя девой.

Она отпинает его по ногам и нажалуется на него своему благородному отцу!

— Ты сомневаешься в том, что говорят тебе твои глаза, милорд Брендон? Я въехала в твою башню на единороге.

— Последний деревенский тупица хорошо знает, что эльфийские женщины могут дурить головы своим единорогам.

Древняя боль как никогда близко подступила к поверхности брони, сковавшей чувства юного чародея, и грозила прорваться наружу. В это мгновение Нариэлле с сердечным трепетом поняла, что это было за давнее, но так и не забытое предательство, которое наполняло горечью гордую душу Брендона. Кто же была она, эта другая эльфийская дева, которая так жестоко обманула его? Почему она это сделала? Чего бы не отдала Нариэлле за то, чтобы добраться до этой маленькой остроухой сучки и поучить ее хорошим манерам!