Евгения ИЗЮМОВА - Побег

- Луиза! Где ты, чертовка?

Гермес похолодел, а во дворе послышались тяжёлые шаги, дверь конюшни распахнулась, лошади беспокойно задёргали головами от света фонаря. Гермес запоздало начал закидывать Луизу сеном, но хозяин уже всё увидел и заревел, как бык:

- Будь я проклят, если эта чертовка не наградила меня рогами! Убью! - и ринулся на Гермеса.

Проснувшаяся Луиза испуганно таращилась на мужа, не понимая, как он здесь оказался - она медленно возвращалась из сказки в мрачную жестокую быль. Гермес вскочил и ловким ударом сбил с ног трактирщика. Тот мгновенно поднялся и схватился за вилы, прислонённые к стене, пошёл с ними наперевес прямо на Гермеса - схватка предстояла нешуточная, и он крикнул Луизе:

- Беги! Приведи Пьера и его товарища!

Трактирщик ловко управлялся с вилами, и Гермесу пришлось бы худо, если б в конюшню не влетели полуодетые Пьер с Ерофеем. Пьер прыгнул на спину трактирщика, повис на могучей шее, а Гермес воспользовался замешательством противника и врезал ему по животу, отчего трактирщик согнулся пополам. Его приятели бросились к лошадям, выводя их во двор. Ерофей громко ругался, забыв про конспирацию: юбочник-Гермес всё-таки втянул их в неприятность, достанется теперь и Луизе.

Но тут случилась другая беда - Ерофей споткнулся о фонарь, оставленный хозяином у входа, и опрокинул его. Масло пролилось на сено, которое вспыхнуло так ярко и мощно, что Гермес, только что лупивший трактирщика, принялся выволакивать его во двор, где уже толпились испуганные пожаром постояльцы.

Приятели бросили трактирщика посреди двора, а сами принялись качать воду из колодца и обливать стену дома, чтобы огонь не перебросился на дом - конюшню, набитую сеном, отстоять было уже невозможно, едва успели вывести стоявших там лошадей. Конюшня полыхала так, что на пожар стали сбегаться жители соседних дворов, и они тоже включились в работу. Луиза среди этого переполоха стояла на коленях возле мужа и тихо плакала на его груди.

Пожар продолжался несколько часов. Конюшня сгорела дотла. Во дворе по лужам метались усталые люди, ржали испуганные лошади, громко лаяла собака, высунув из конуры кончик носа - дальше выйти боялась. Лишь один трактирщик по-прежнему безучастно лежал посреди двора, мешаясь под ногами.

Когда всё закончилось, Гермес подошёл к Луизе, которая так и стояла на коленях возле неподвижного мужа. Он хотел погладить женщину по голове, но вдруг внимательно уставился на лицо трактирщика, и понял, что трактирщик мёртв: видимо, удар его был очень силён и повредил какой-то жизненно важный внутренний орган. Ерофей подошел к обескураженному Гермесу, понял всё с одного взгляда и мысленно яростно заругался:

«Ты что, скотина, наделал? Ты же убил его!» - «Иначе бы он убил меня, - откликнулся Гермес. - Это было бы лучше, да?» - «И правильно бы сделал, ведь ты опозорил его, совратив жену!» - возмутился Ерофей.

Гермес выслушал это, опустив голову - ему нечего было возразить, и он покаялся: «Прости, Ероша, я, конечно, болван, да ведь она такая красивая и несчастная, к тому же я думал, что она - его дочь». - «А дочь что - не женщина, её честь защищать не надо?» - бушевал Ерофей, а Гермес бубнил: «А потом узнал, что муж - изверг, бьёт её, издевается, и мне так жалко девочку стало».

Ерофей устало вздохнул: «Ох, и зараза ты, Герка, едва стал видимым, и тут же вляпался в историю. С такой жалостью ты нас когда-нибудь погубишь. Когда ты только поумнеешь?» - «О! - повеселел Гермес, увидев, что гнев приятеля иссяк. - Мой папаша Зевс лет пятьсот на это надеется, но, увы, это только мечта». Ерофей махнул рукой и резонно заключил: «Горбатого лишь могила исправит».

В то время пока Ерофей с Гермесом пикировались, размахивая руками, как глухонемые, под удивлёнными взглядами других постояльцев, Пьер успел оседлать коней и сказал:

- Хватит вам, - он знал, что Ерофей иноземец, и что с Гермесом они общаются мысленно, привык к их подобным бессловесным спорам. - Пора отсюда уезжать, а то как бы стражники не нагрянули.

Гермес тяжело вздохнул и наклонился над Луизой, что-то ей прошептал, потом взял её руку и поцеловал, отчего молодая женщина вспыхнула маковым цветом, а друзья, вскочив на коней, выехали со двора. Гермес явно не спешил, оглядывался назад на плачущую Луизу, но в этот момент на улицу въехал вооружённый арбалетами отряд, и друзья поневоле пришпорили коней, чтобы выйти из-под обстрела, и всё же одна стрела попала Ерофею в плечо, и он вскрикнул от боли. К счастью, они достигли перекрёстка и свернули на другую улицу, в конце которой виднелось поле и спасительный лес. Друзья пустили коней в карьер и далеко опередили стражников, которые, видимо, и не очень-то спешили их догнать, потому что Пьер и Гермес выстрелили из пистолетов и вместе с шапками сшибли с преследователей спесь.

Проскакав по лесу несколько лье, друзья спешились: требовалось оказать Ерофею помощь. Гермес разорвал свою рубаху на полосы и перевязал ему плечо, и лишь потом они поехали дальше. Они решили за день и ночь добраться до Шартра, чтобы там отдохнуть и двинуться в Париж. Там завершался их путь, и можно было, наконец, уйти из этого временного пласта - уж очень хлопотно здесь находиться. Можно было бы это сделать и сейчас, Гермес, расстроенный разлукой с Луизой, тоже не отказался бы, тем более что вновь обрёл свои способности странствовать во времени и пространстве. Однако Ерофей заартачился: напомнив Гермесу о данном королю Генриху слове выполнить его поручение.

Они ехали всё дальше и дальше на север Франции, а Ерофею становилось всё хуже: рана его воспалилась и горела. Ему необходим был отдых, и он попросил друзей завезти его в какое-либо селение, а самим следовать дальше, а когда выполнят поручение Генриха, то вернутся за ним - навсегда оставаться в этом времени Ерофей не желал. Гермес разозлился на друга за это, но, поразмыслив, решил, что он прав, и следует поступить по его совету, хотя Пьер был и против, потому что Ерофей плохо владел языком. Однако Ерофей сказал, что притворится глухонемым и как-нибудь продержится до их возвращения.

Так и сделали. В стороне от дороги отыскали деревушку, обратились с просьбой в одном доме приютить их друга на некоторое время. Денег у них было достаточно, потому Гермес щедро заплатил за приличный уход за раненым. Осмотрев комнатку, где устроили Ерофея, Гермес остался доволен - хоть и маленькая, зато чисто и тепло. Гермес трогательно распрощался с Ерофеем, и тому даже показалось, что в больших чёрных глазах, обычно лукавых и насмешливых, блеснули слёзы. Пьер же слёз не скрывал - успел привязаться душевно к странным своим товарищам, и был искренне им предан.

Друзья уехали, и Ерофей, съежившись, затих под теплым покрывалом, еле сдерживая слёзы: опять один в неведомом месте, не просто за тридевять земель от родного дома, а за много веков назад от своего времени.