Евгения Изюмова - 13 подвигов Ерофея

Гермес явно был недоволен, однако, улыбнувшись лучезарно, покорно склонил голову:

- Как скажешь, мой величайший и прекраснейший отец, - хотя в уме, наверное, мелькнуло: «Не было печали, так Ерошку черти накачали».

Когда Ерофей все рассказал своему приятелю, тот почесал горбинку носа и резюмировал:

- Большую же свинью подложил тебе мой батюшка.

- Быка! - засмеялся Ерофей. - Да ладно, на месте чего-нибудь сообразим. Одна голова хорошо, а две - лучше. Ну что? Двинули вперед? - Ерофей вскинул на одно плечо рюкзак, на другое - палатку.

Гермес вздохнул:

- Ну, цепляйся, что ли за шею, репей несчастный, банный лист… - он ещё что-то бурчал, но Ерофей, замирая от страха, как и при первом переходе из одного уровня жизни в другой, ничего не слышал. Это было здорово - лететь куда-то в центре вихря. И страшно - вдруг сверзишься с неведомой высоты неизвестно куда? Хорошо, что их полёт длился несколько секунд: Гермес перемещался в пространстве с космической скоростью.

- Ну, вот и прибыли. Отцепляйся.

Ерофей отлепился от Гермеса и обессиленно сел на землю.

- Фу-у-у!.. Всё же в самолёте намного удобнее.

- Что есть - «самолёт»? - озадачился Гермес.

- Ну, штука такая летающая - с крыльями, вроде птицы, но внутри её - кресла. Представляешь?

Гермес ошарашенно соображал, ведь знал уже, что такое - кресла, потом возразил:

- Ну, где же такую птицу возьмёшь, чтоб там хотя бы ты один поместился? Грифон - и тот мал. Разве что дракона выпотрошить? Попрошу Геракла, он живо с этим справится.

- Ой, умоляю, никаких драконов! - категорически воспротивился Ерофей, и Гермес пожал плечами: ну, не надо, так не надо.

Они шли по лавровой роще, поглядывая настороженно по сторонам, не видно ли где быка-разрушителя. Гермес ворчал:

- Из-за тебя приземлился неверно: понавешал на себя всего, как на елку… Вот где искать эту шельму рогатую?

Вдруг впереди послышался треск ломаемых деревьев. Могучее паровозное мычание оглушило путников.

- Атас! - завопил Гермес и сиганул в сторону. Вслед за ним, едва поспевая, припустил Ерофей. Сзади, там, где они только что были, всё рушилось и трещало. Кто-то сопящий яростно ломился сквозь лес.

Друзья, засев в кустах, наблюдали со страхом, как мычащее чудище, подобное горе, пёрло по лесу, аки по заросшему травой полю. Гигантский бык, пожалуй, раз в десять больше тех, каких видел Ерофей у бабушки в деревне, промчался мимо, разбрасывая по сторонам деревья, вывернутые с комлем, и комья земли, величиной с петровский пьедестал.

- Ого! - Ерофей, поражённый величиной быка, почувствовал, как весь взмок от пота, а, может, и ещё какой влаги. Но это длилось всего миг, в следующий он развернулся к Гермесу и заорал. - Ты, блин, знал, зачем Зевс меня звал?

Глаза Гермеса играли бесовскими огнями:

- Конечно. Я же могу читать мысли не только смертных, но и богов.

- И ты знал, что мне нипочём не справиться с этаким чудищем? Ведь он величиной с девятиэтажку!

- Ну, у страха глаза велики, - философски высказался Гермес. - Бык как бык, ну разве что побольше чуток обычного, ведь Посейдон всё же создал его, - и он встал с колен и спокойно потянулся, разминая кости и мышцы.

- Ах ты, скотина! - взревел не хуже быка Ерофей, взметнулся пружиной на ноги и треснул Гермеса прямо в нахальную ухмылку, но попал в пустоту, поскольку Гермес тут же исчез.

И Ерофей остался один…

Ерофей долго брёл по роще, не зная, что делать - не с быком, там всё ясно. А вот что вообще делать? Как выбраться из этого Пелопонеса, куда его занесло любопытство, и, пожалуй, дурная голова, которая, как известно, ногам покоя не дает? Из Тихгора хоть знал, как выбраться, а тут чёрт-те какое древнее время. Да и существует ли оно на самом деле? Люди горазды выдумывать мифы и сказки, некоторых хлебом не корми - дай соврать.

В конце концов Ерофей набрел на ручей с удивительно вкусной водой. Уже смеркалось - это вам не заоблачный Олимп с его белыми ночами, и Ерофей решил устроиться на ночлег. Он быстро установил палатку, нарубил сушняка, развёл костер и сварил кашу, похвалив себя за предусмотрительность - не стал надеяться на бесплатное довольствие у богов, прихватил всё с собой.

Поев каши, напившись чаю, Ерофей, завернулся в штормовку и улегся у костра. Было тепло, и палатку он установил просто на случай дождя. Ухали совы в лесу, плакал соловей-Аедон. Подавали голоса какие-то звери, но Ерофея они совсем не волновали после лицезрения чудовищного быка. У него словно атрофировались все чувства - страх, осторожность. Даже вкуса пищи он не ощутил - сглотал всё механически. Ерофей слушал-слушал ночные звуки, среди которых ему особенно нравилось лепетание ручья, и незаметно для себя заснул, не услышав слабый хруст сучков под чьими-то лапами или ногами, безразличный уже к тому, разорвут его звери или затопчет критский бык.

Ерофей проснулся от многоголосого птичьего хора. Костёр давно погас, даже головни не курились дымками. Ерофей сбегал к ручью, умылся, вновь развёл костёр, подумав, что следует огонь как-то поддерживать постоянно. Если всё время разжигать его, то никаких спичек не хватит. Пересмотрев продукты, он прикинул, что еды ему хватит дней на десять, а при экономии, пожалуй, и на пятнадцать. «А там что-нибудь придумаем, Робинзон же не умер», - Ерофей повеселел - правильно говорят, что утро вечера мудренее: утром все проблемы становятся проще. И стал готовить завтрак.

Когда еда была готова, Ерофей, уже совсем успокоившись, решил, что с быком связываться не стоит - пусть себе на воле бегает. На Олимп возвращаться не будет - ну их всех к бесу, впрочем, он и не знает, как туда вернуться. Лучше найти людей и с ними поладить. Правда, по-гречески он ни бельмеса, его, конечно, никто не поймёт: это боги-олимпийцы - полиглоты, но ничего, как-нибудь всё обойдётся. Он даже смирился с тем, что никогда не увидит мать, Изольду, сестрёнку и даже дурака Кольку, у которого он забыл забрать отремонтированный магнитофон. Колька хоть и алкаш, а мужик умелый. Если опохмелится стаканчиком, чтобы руки не дрожали, так он и космическую ракету починит. Будь Колька здесь, они бы в два счёта придумали, как выбраться отсюда.

Ерофей снял котелок и чайник с костра, взялся за ложку и тут же вскочил, опрокинув чай в костер, успев, однако, подхватить топорик. Он скакнул через костёр и уставился на палатку, где кто-то, кряхтя, ворочался.

- Медведь! - ахнул Ерофей. - Всё, балда, проспал, ведь он же меня мог сожрать! - Ерофей судорожно сжал обеими руками топорик, не зная, то ли задать стрекача, то ли попытаться убить зверя, который забрался в палатку.

- Да не медведь я, хотя мне такой зверь неведом, - из палатки высунулась кудлатая голова Гермеса с распухшим носом.

- Ах ты, паразит! - завопил Ерофей больше от радости, чем от гнева. - Ты как туда забрался?