Владимир Черепнин - Вовка в Троеклятом

— Ну, всегда говорят — моя вторая половина, — продолжал доверительно шептать Наимудрейший, — а у меня этих половин — до хрена. Значит это не половинки вовсе, а частички. Толики. Но эта — самая большая и любимая.

— Теперь понял.

— Присаживайся, прелестница. Нет, нет, рядом с гостем. Поухаживай за ним. Сегодня особый случай. Сам господин Сантехник к нам пожаловал. (Девушка, намеревающаяся присесть возле Емели, скромно опустилась на диван рядом со мной. Ожили танцовщицы, продолжая прерванный балет) Вовкой его кличут. А теперь и ты представься знатному посетителю.

— Маня.

— Э, нет. Ты давай и фамилию. Все, как положено, — хозяин ехидно прищурился.

Девушка смущенно потупилась, на щеках появился румянец.

— Маня… Жопина. — Еле слышно выдавила она и преданно посмотрела на Емелю.

Высокочтимый заржал, как сивый мерин.

— За знакомство давайте выпьем.

Наконец-то, Наимудрейший начал потихоньку превращаться в Наипьянейшего. Как-никак пять полных бокалов только на моих глазах. Выпив шестой, он тихонько ушел в прострацию. Не вырубился, не заснул, а просто потерял связь с окружающей действительностью.

Маня потянулась за бутылкой «Мартини», но я опередил ее и наполнил для дамы хрустальный фужер.

— Спасибо, — поблагодарила она, пригубила вино, затем, все еще смущаясь, прошептала:

— На самом деле меня зовут Мэри, Мэри Поппинс. Но Емелюшка сказал, она бросила на бесчувственного бойфренда взгляд, полный любви, — что это у себя, там, я могу быть Мэри. А раз уж я живу с простым русским мужиком, то и называться должна по-русски. Он переиначил мои имя и фамилию. Так я стала Маней…

В эту секунду опять появился «чертик из табакерки» в белой чалме, хотя, на сей раз, его ни кто не звал. Али Баба, с виртуозностью заправского официанта, доставил прямо к моему носу поднос, на котором стоял небольшой бокал тонкого хрусталя. Такого тонкого и чистого, что казалось, будто янтарная жидкость висит в воздухе. Хоть и дегустатор из меня никудышный, но я сразу различил терпкий запах дорогого коньяка.

— Господин Сантехник, не побрезгуйте, отведайте этот божественный нектар. Держим только для дорогих гостей.

— И я с вами выпью, — поддержала визиря Маня, — у меня есть тост. За самого прекрасного, доброго, сильного, обаятельного, гостеприимного, умного, моего ненаглядного Емелюшку!

Произнося заздравницу, Мэри просто пожирала обожающими глазами хозяина, все еще находящегося в нирване и, по видимому, не собирающегося покидать ее в ближайшее время.

Чтобы не обидеть девушку (да и что греха таить, хотелось дрябнуть хорошего коньячку) я принял у Али Бабы бокал.

Перед тем как выпить, я подивился. Как может такая прелестная во всех отношениях девушка испытывать такую неподдельную любовь к этому хамоватому типу. Или деваху чем опоили, или правду говорят, что любовь зла, полюбишь и вонючего, рогатого козла.

Потом я выпил и отключился.

Небо посерело. Приближался рассвет. Медведь, всю ночь не смыкавший глаз, сидел на мостовой, опираясь спиной о стену аляповатого выступа фасада дворца. Для того, чтобы прогнать сон и не потерять бодрости духа он периодически, прямо из горлышка, отхлебывал пару глотков водки. Под стеной уже валялись две порожние бутылки, а содержимое третьей могло пережить только еще одно причащение. Рядом с Сереньким сладко посапывал свернувшийся калачиком Соловушка.

Возможно подействовало начавшее светлеть небо, или неудобные жесткие булыжники мостовой сыграли решающую роль, но разбойник что-то пробурчал, завозился и через минуту уже сидел рядом с другом. Соловушка вопросительно посмотрел на Серого.

— Пока ничего, — ответствовал тот и протянул Славику остатки водки.

— Еще будешь? — спросил медведь после того, как бутылка опустела.

— Нету хотся, — помотал головой Соловушка, — Сеега, сейсяс все явно есе яно. Есе солныско не встало. Я быстьенько к Гойинысю сбегаю. А то обидится, если узнает, сто я был ядом и не навестил. И пьякотиться хосется.

— Коли надо — иди.

— Только не бьясайте меня. Если сто, я с той стоены двойса.

— Ладно. Ступай к своему троглодиту огнедышащему.

Соловушка торопливо засеменил, огибая массивное строение, а медведь извлек из своей котомки очередную бутылку.

Яна проснулась с первыми лучами солнца. Решив, что если Клара еще не проспалась, то следует разбудить внучку ушатом ледяной воды, а затем серьезно поговорить с ней и не только при помощи языка, но и применяя подручные средства. С такими благими намерениями девочка-ведьма вышла в горницу и поняла, что ушат не потребуется.

Клара сидела закинув ногу на ногу (эта поза помогала хоть чуть-чуть прикрыться, так как одежда была аналогична вчерашней, только ячейки сетки чуть большего размера). Провинившаяся родственница занималась своим вторым любимым (после секса) занятием — что-то жевала. Но это было неудивительно. Удивительно было то, что Клара явно не считала себя виноватой. Об этом говорила наглая ухмылка, с которой она встретила появление экс-бабули.

На мгновение Яна даже растерялась, но лишь на мгновение, и тут же взяла себя в руки.

— Итак, мы пока не протрезвели или, того хуже, с утра пораньше похмелились? — Поинтересовалась хозяйка тихим, вкрадчивым голосом.

Еще неделю назад, заслышав такие интонации в свой адрес, Клара бы с перепугу грохнулась в обморок или, того хуже, — обделалась. А, учитывая ее вчерашние пригрешения, скорей всего, и то, и другое. Но не на сей раз. Даже ехидная улыбочка осталась на месте.

— Синдромами не страдаю и поэтому — не похмеляюсь.

— Значит, мы в полном здравии и отдаем отчет в своих действиях?

— Не знаю, как вы, а я-то точно в здравии.

Если до этого момента все происходящее было только наглостью зарвавшейся внученьки, то теперь прозвучало оскорбление. Однако Яна, стиснув зубы, погасила всклокотавший гневный огонь и решила отложить неминуемое наказание, чтобы выяснить до конца причины неординарного поведения Клары, и как далеко та может зайти. И уж потом приступить к экзекуции в строгом соответствии со степенью вины.

— Очень хорошо. И ты помнишь, где вчера была и что там натворила?

— Все я помню. Мне до склероза еще далеко, не то что некоторым. Хотя эти некоторые выглядят так, будто только вчера с горшка слезли.

Яна не стала реагировать на очередное оскорбление.

— Ты хоть понимаешь, как вчера опозорилась?

— А нефиг за мной подглядывать!

— Может это и нехороший поступок с моей стороны. Но ты весьма неблагонадежна. И не делаешь никаких выводов из произошедшего. Опять вырядилась так, что все телеса наружу. Куда собралась?

— Не твое дело! (Яне даже стало интересно, насколько у нее хватит терпения выносить дерзости внучки) И, вообще, с этого момента я сама себе хозяйка. Ты мне боле не указ! Куда хочу, туда пойду!