Владимир Черепнин - Вовка в Троеклятом

Я лежал на голом каменном полу небольшой камеры, скупо освещаемой чадящим пламенем факела. «Может это местный вытрезвитель?» — Тяжело пробилась глупая догадка в одурманенную голову. Вполне возможно. Только вместо ментов на меня равнодушно взирали четыре лоснящихся негра, вооруженные неизменными ятаганами.

— Вставай, пошли! — Велел сиплый голос.

Я выполнил приказ только на четверть. Не встал и не пошел, а поменял лежачее положение на сидячее. Смена позы позволила разглядеть распоряжающегося человека. Это был низенький (чуть повыше Соловушки), пузатый (немного худее разбойника) обладатель лопатоподобной бороды и близко посаженных, постоянно бегающих бусинок глаз.

— Ты кто? — Спросил я, чтобы что-то спросить.

— Воевода.

— А зовут как?

— Тебе это не пригодится. Пошли! — Вновь скомандовал бородатый недомерок.

Вставать мне не пришлось, так как один из черномазых громил (да простят меня афро-американцы) схватив за шиворот, легко придал моему телу вертикальное положение.

Воевода, с трудом дотянувшись, выдернул из крепления на стене факел и вышел из камеры. Я догадался, что если не пойду сам, то мне помогут эти милые, но грубые арапы. Поэтому молча последовал за коротышкой.

Мы шли по мрачному (подземному?) коридору. Впереди воевода, за ним я, взятый в «коробочку» безмолвными стражниками. Через пару минут я оставил попытки хоть что-нибудь выяснить, так как все мои вопросы оставались без ответа. Дальше мы пошли молча, под аккомпанемент гулкого эха, многократно отражающегося от низких сводов цоканья подкованных сапожек воеводы. Мои кроссовки и босые ступни негров звуков не издавали.

При подлете к площади ступа заметно сбавила ход, а метров за сто и вовсе «забуксовала». Словно наткнулась на невидимую преграду.

— Ах, колдуны хреновы! Ну, дождетесь, доберусь до вас, задолизы Емелины! — Возмутилась Яна и посадила свой летательный аппарат в небольшом тихом дворике.

Хозяин вынужденной посадочной площадки начал было возмущаться, но быстро успокоился после того, как Васька облаял его (причем так натурально, что не всякая собака смогла бы). А медведь пообещал опешившего владельца дворика разорвать ровно на тридцать семь с половиной кусочков, если со ступой что-либо случится.

Яна, продолжая материть придворных чародеев, установивших магический барьер, не останавливаясь неслась к площади с такой скоростью, что Серенький и Васька едва поспевали за ней.

У подножия лестницы, поднимающейся к главному входу во дворец, скрестив по-турецки ноги, сидел Соловушка. Он еле заметно монотонно раскачивался, что-то тихонько шепелявил. Взгляд, неотрывно обращенный на неподвижные створки ворот, охраняемые усиленным нарядом чернокожих стражников, был полон решимости. Правда, иногда в глазах разбойника поселялся страх, но всего на несколько мгновений, после чего взор вновь обретал твердость.

Около десяти минут мы плутали по низким сырым коридорам, имеющим множество ответвлений. Дорогу я не запоминал, потому что, как бы не повернулись дальнейшие события возвращаться в затхлую каморку не было никакого желания. Наконец, после очередного поворота мы оказались в цилиндрической комнате, по периметру которой вверх поднималась спиралевидная лестница.

Мы поднялись и через люк выбрались на поверхность. Мне пришлось зажмуриться от яркого солнечного света. Пока глаза адаптировались, я пришел к выводу, что этот слащавый чурка опоил меня не простым коньячком. День был в разгаре. Значит, с момента, который последним запечатлелся в моей памяти, прошло, как минимум, часов двенадцать. За это время алкоголь был просто обязан выветриться из организма. Но этого не произошло.

Оказалось, что мы находимся на помосте, расположенном в центре дворцовой площади. Меня усадили на какое-то подобие табурета напротив корявого пня, обильно заляпанного бурыми пятнами.

В отличие от вечера, площадь кишела народом. Все занимались своими делами, и появление моей скромной персоны не привлекло ничьего внимания. Недалеко от помоста под разудалые звуки бубна и балалайки плясали скоморохи. Повсеместно шла бойкая торговля: пронырливые лоточники сновали между праздно шатающимися горожанами, громогласно рекламируя свой товар.

Пока я осматривался, воевода извлек из-за отворота расшитого кафтана свернутый в трубочку пергамент, развернул его и принялся читать. По всей видимости, содержание свитка предназначалось для народа, находящегося на площади, так как лицо воеводы было обращено в толпу, а вашему покорному слуге для созерцания был предоставлен его зад. Не знаю, какими талантами обладал военачальник на поприще тактики и стратегии, но глашатай был из него никакой. Воевода так тихо и монотонно бубнил текст, что даже я, находящийся всего в полутора метрах, отчетливей его речи слышал звуки, периодически издаваемые направленным в мою сторону отверстием. Благо, прогулка по подземному лабиринту вкупе с пребыванием в сырой темнице и холодным душем наградила меня легким насморком. По этому мое обоняние не страдало. И непреднамеренное (умышленное?) газоиспускание я воспринимал, как музыкальное сопровождение.

Что же касается содержания текста, то до меня доносились лишь отдельные фразы: «…Дума рассмотрела… коварные намерения… попытка узурпации… злостное колдовство… благодаря бдительности… козни пресечены… постановила… через главоусечение…». Белиберда какая-то. Да, если честно, то я и не очень-то прислушивался. Одурманенные мозги ни как не связывали нелестные эпитеты и меры пресечения с моей, почти героической персоной.

Так что меня больше интересовало происходящее на площади. Один раз я услышал знакомые звуки, напоминающие удары киянкой по доске, жалобное: «Бур, может не надо?» — и нагло-пьяное: «Н-надо, еще как надо!» Но мой взгляд так и не сумел отыскать длинноносых кузенов.

Короче говоря, я сидел, крутил по сторонам головой и не очень интеллектуально улыбался. И не придал особого значения появлению нового персонажа на нашем пьедестале. И не мудрено: это был еще один чернокожий амбал. От своих собратьев он отличался только тем, что вместо традиционного ятагана сжимал в руках огромный топор. Я не заметил бы и этого, но солнечный зайчик, отраженный полированным лезвием, попал мне в глаза.

Воевода, наконец-то, заткнулся и принялся бережно скатывать свиток. И в этот момент я увидел Серенького, причем не одного. На плечах у медведя восседала Яна. Преодолевая сопротивление толпы, мой лохматый друг со своей ношей, с трудом продвигался к помосту.

Потерявшие бдительность из-за моей пассивности стражники позволили мне вскочить на ноги. Естественно, бежать я ни куда не собирался, а только приветственно помахал своим друзьям. Однако, черномазые церберы тут же исправили свою оплошность: больно заломили руки и, вместо того, чтобы водворить меня на место, ткнули лицом в скверно пахнущий пень, спугнув, при этом, целый рой лоснящихся от обжорства мух.