Александр Экштейн - Лунные бабочки

Русская разведка никогда не оставляла Тибет. Вся агентурная сеть России в Тибете и Китае состояла из военных разведчиков, часть которых во времена реформирований была прикомандирована к ФСБ. Команду телохранителей далай-ламы, «лунных бабочек», возглавил великий палач Тибета, Кабнг Омпа, он же Талгат Петрович Волин, сын русского и уйгурки, пришедший когда-то в Тибет лейтенантом КГБ и дослужившийся до генерала ФСБ и посвящения в ранг ламы Багровых оттенков в монастыре Эшер. Он стал самым доверенным лицом далай-ламы, а китайские спецслужбы считали его своим генералом и лучшим китайским разведчиком всех времен и народов. Иногда Талгату Волину хотелось потосковать по родине, но, начиная ностальгировать по России, он всегда обнаруживал себя в центре тоски по Алой вселенной и вечно осуществляющимся потокам бесконечности. Профессиональное общение с прищуренным Востоком и тибетскими ламами высокого ранга не могло не оставить свой след в его мироощущении.

Когда великий палач Тибета говорит, что он кого-то казнил, то не обязательно имеется в виду убийственная экзекуция, а подразумевается чаще всего изоляция.

Вскоре Талгату Волину были переданы золотые часы с бриллиантами Коперника Саввича. Прочитав на часах надпись «В счет отпуска от Ивана Селиверстовича Марущака», он поморщился. Волин хорошо знал отраженного элохима Ивана Селиверстовича Марущака, как и всех остальных отраженных элохимов, некогда действующих в многочисленных подразделениях МОАГУ и вне его. Более того, Талгату Петровичу было глубоко наплевать на них. Ему уже сообщили, что Коперника Саввича, оставшегося без дела после ликвидации УЖАСа, пристегнули в напарники к одному из самых беспринципных и высокопрофессиональных разведчиков ГРУ, подполковнику Радецкому, кумиром которого еще в спецшколе ГРУ стал Яков Блюмкин, расстрелянный в сталинские времена за чрезмерную инициативность и антибюрократические действия. Теперь вот ГРУ, в лице генерал-полковника Дождя, предлагало «найти возможность для незаметного исчезновения Радецкого и Кузькова в Тибете и такого же их появления в России, ибо… Радецкий и Кузьков переживают острую фазу неадекватного восприятия своей действительности».

«Легко сказать, — подумал Талгат Петрович, — незаметно найти возможность в Тибете. Это же не Москва. Здесь все под наблюдением, и не только моим». Он тяжело вздохнул, но приказ есть приказ: «Незаметно помочь исчезнуть в Гималаях и неслышно доставить в Россию».

«Прав был небритый старик, бытие определяет сознание, — подумал подполковник Абрамкин на третьи сутки своих блужданий, — умнею не по дням, а по часам».

Третьи сутки подполковник Абрамкин пытался попасть в Нахапетово с тыла — огородами. Он был похож на дезертировавшего из армии мародера, страдающего хроническим алкоголизмом. На нем была сетка пасечника, купленная в ростовском магазине «Пчеловод». Абрамкин прорезал в ней отверстия для глаз и рта. Камуфляжный комбинезон был увешан гранатами РГД-5, к поясу прикреплен десантный нож «Катран» и спецназовский баллончик со слезоточивым газом. За спиной в виде комка грязи висел изрядно похудевший рюкзак. Вообще-то на комок грязи и полувысохшей тины был похож и сам подполковник, а эксцентричная маскировочная маска на лице придавала ему схожесть с гоголевским Вием, но подполковник не придавал этому значения. «Чудны дела твои, Господи, — думал он, бредя по колено в гнилой воде среди камыша, — даже материться не хочется…»

От Ростова-на-Дону до села Нахапетово с пригородного автовокзала два раза в день ходил рейсовый автобус — рано утром и ближе к вечеру. Скромно притулившись в уголке полупустого вечернего автобуса, подполковник добрался до села и покинул автобус на самом въезде в него, не доезжая до первых домов двести метров. Оставшись один на дороге, он пристально и строго оглядел село с пригорка. В домах уже начали зажигать электричество. «Надо войти огородами, — подумал Абрамкин, — с тыла».

С западной стороны к Нахапетову ластилось Азовское море, с восточной, вплотную к огородам крайних домов, подступали камышовые плавни. Со стороны Ростова простиралось пространство ковыля и шепота приазовской степи. Свернув с дороги, Абрамкин направился на восток — в камыши. Поравнявшись с огородом крайнего дома, он внимательно оглядел его. Дом как дом: во дворе бегала маленькая девочка с собакой, пожилая женщина сидела на низенькой скамейке возле крыльца и лущила руками початки кукурузы в большой эмалированный таз, доставая их из матерчатого мешка, стоявшего рядом. Пригнувшегося среди зеленого чакана Абрамкина не могли заметить, да и вечер, усугубленный пасмурностью, не позволял этого сделать. Надо оглядеть соседний двор, решил подполковник, натягивая сетку на голову и делая два шага в глубь камыша, и дождаться полной темноты…

Изможденный, голодный Абрамкин лежал на охапке камыша и раздраженно думал: «Он шел на Одессу, а вышел к Иркутску». Его слегка подташнивало от голода. Подполковник чувствовал себя обманутым и оскорбленным. Краем глаза он заметил возле левой руки какое-то движение и, слегка повернув голову, увидел большого и явно только что поужинавшего ужа, лежащего на поваленном камыше. Реакция подполковника была мгновенной. Раз! И уж меланхолично недоумевает в его руке. Два! И нож «Катран» отсекает ему голову и надрезает кожу. Три! Кожа снята. Четыре! И подполковник Абрамкин впивается зубами в еще продолжающее извиваться тело пресмыкающегося. Тут-то его тихо, осторожно и быстро нейтрализовал боец из спецгруппы «Рысь», приступившей к своим обязанностям по наблюдению за селом Нахапетовом, источником тау-излучения. Подполковник Абрамкин так и отключился с освежеванным ужом в зубах…

Дознание, следствие, предъявление обвинения в «хищении локально-осколочного оружия с использованием служебного положения». Сидя в таганрогском СИЗО в ожидании суда и разжалования, подполковник неустанно удивлялся: «Что за безобразия в этом мире творятся?!»

— Слышишь? — Радецкий, лежавший на теплом полу пещеры, приподнял голову. — Кажется, шорох какой-то?

Он показал рукой в сторону ручейка, выбивающегося из-под северной стены пещеры. Ручеек пересекал пещеру переливчатой полоской по неправильной диагонали и скрывался под скальной стеной в южном конце.

— Мини-землетрясение, — даже не шевельнулся впавший в апатию Коперник Саввич. — Или горно-пещерные тараканы.

— Сам ты таракан. — Подполковник Радецкий вскочил и, подойдя к северной стене, приложил к ней ухо. — И вообще зараза апатичная. Послышалось… — Он огорченно оторвался от стены и заходил по пещере, недоброжелательно поглядывая на Коперника Саввича, который, неестественно вывернув шею и раскинув руки в стороны, лежал на спине, подогнув одну ногу в колене, а вторую вытянув прямо. — Ты лежишь в контурно-меловой позе.