Кэтрин Коути - Bücher, Bücher!

— На самом деле, все не так плохо.

— О, «плохо» тут вообще не причем. — согласилась Сара, — БОЛЕЕ ПОДХОДЯЩИМ СЛОВОМ БУДЕТ «АПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ КОШМАР»! Ну допустим, я прочитала медицинскую энциклопедию от корки до корки, но прок от этого какой? Чтобы ощипать курицу знание анатомии не требуется. Да, я умею умножать трехзначные цифры в уме, но у меня никогда не будет столько денег, чтобы считать их столь экстравагантным способом. Я умру в нищете, старой девой! Ну скажите, неужели кому-то нужна такая жена? Ведь жена должна быть ангелом в доме.

— Поверь, Сара, ты настоящий ангел, — честно сказал Герберт. Для упыря ангел — это существо, от которого исходит солнечный свет и пахнет ладаном, которое держит в руках крест и изъясняется цитатами из псалмов. Иными словами, очень неприятный гость. А фроляйн Шагал могла заткнуть за пояс все девять ангельских чинов.

— Ты мне льстишь, — всхлипнула девушка. — Вот помнишь ты спрашивал, есть ли у меня высокие устремления? Представь себе, есть. Как только я в первый раз увидела мышцу в разрезе, мне захотелось стать доктором… Но в университеты женщин не принимают, я же знаю.

Профессор неопределенно помахал зонтом.

— На самом деле, такая парадигма мышления свое уже отживает. Прогресс медленно, но все же добирается и до науки. Вот, к примеру, сколько веков ламиелогия была в опале, но в Кеннигсберге ее наконец признали полноценной дисциплиной…

— Кстати, о вашей альма матер, Профессор. Вам знаком некий Генрих фон Граб?

Абронзиус задумчиво потеребил кончик носа.

— Вы о докторе Грабе? Который основал кафедру гематологии и возглавляет его уже почти 80 лет?

— Столетьем больше, столетьем меньше.

— Он любит устраивать заседания кафедры в полночь? — уточнил Альфред.

— А среди его студентов стопроцентная посещаемость, потому что те, кто завалил сессию, таинственным образом исчезают?

— У него на щеках такая щетина, словно он бреется, не глядя в зеркало?

— Да, это добрый старый Генрих. На месте Сары я бы обратился к нему с просьбой о зачислении.

— Боюсь, это неосуществимо, — нахмурился Абронзиус, — доктор Граб весьма консервативен, до сих пор в кровопускания верит. О его неприязни к прекрасному полу ходят легенды. Скорее всего, он не позволит фроляйн Шагал порог переступить…

— Сдается мне, что он передумает, если Сара передаст от меня дружественный привет. И скажет, что в моих мемуарах, которые почти готовы к публикации, я, пожалуй, не стану упоминать тот эпизод, когда он пробрался в монастырскую школу, но вместо спальни воспитанниц попал в келью к матушке-настоятельнице.

— Бедняжка! — воскликнул жалостливый Альфред.

— Да, его и правда жаль. Синяки от четок сходят очень долго. Так же упомяни про то, как однажды он попытался соблазнить юную прелестницу в прямо ванной — у нас, немертвых, это любимый способ знакомства. Мы не любим проволочек. Но увы! Генрих наступил на мыло, в следствии чего бултыхнулся в воду. Когда же на грохот сбежалась вся челядь, наш герой обратился в летучую мышь, упорхнул в окно, но от волнения потерял ориентир и натолкнулся на ворота. Вороты были железными, он был мокрым насквозь, а на дворе стояли февральские морозы. Отскабливать его от металла было забавной процедурой… Если напомнишь об этом происшествии, он тебе стипендию назначит.

Первой мыслью Сары было попросить календарь — вдруг 1е апреля уже наступило, а она даже не заметила. Но Профессор тут же взял ее под локоть.

— Вот видите, фроляйн, проблемы разрешились сами собой, — молодцевато разгладив усы, он подмигнул девушке. — А если хотите для начала повращаться в научных кругах, присмотреться к академической карьере, то почему бы вам не поехать с нами на конгресс в Венецию?

— Венеция? А где это? — слабым голосом спросила девица.

— В Италии, фроляйн. Гондолы, палаццо…

— … И ОЧЕНЬ МНОГО ВОДЫ! — одновременно выкрикнули отец и сын фон Кролоки.

— В таком случае, я бы с удовольствием, но, — Сара замялась, — как же я с вами поеду? Мама с папой очень расстроятся, если у них за спиной будут шептаться… о всяком.

Профессор снял очки и рассеяно протер их полой сюртука. Как замечательно, что в Трансильвании стоят суровые морозы. Щеки у него покраснели уже давным давно. Теперь их цвет изменился разве что на пару оттенков, никто не заметит. Такого смущения он не испытывал с тех пор, как в первый раз подавал декану просьбу о субсидировании кафедры ламиелогии. Когда декан, подмигивая остальным преподавателям, дошел до слов «осиновые колья» в графе «Расходы», в его устах оно прозвучало как «погремушки.» А услышав вопрос «Не требуется ли доктору Абронзиусу к чесноку еще и сало, чтобы превратить университет в колбасный цех?» ламиеолог готов был под землю провалится. Это было лет 30 назад. С тех пор непоколебимая вера в того, что его окружают одни идиоты, помогала Профессору находить выход из любой затруднительной ситуации. Но сейчас с ним разговаривала Сара Шагал, которая, увы, не была идиоткой.

Наоборот, она была самой красивой и умной девушкой в мире.

— Фроляйн Шагал, мне не стоит даже затевать этот разговор, потому что, согласно логике, шансы мои равны абсолютному нулю. Я всего-навсего выставлю себя Панталоне, но… И уж тем более я не могу тягаться с его сиятельством, владыкой здешних земель. Вы заслуживаете богатство и роскошь.

— Да откуда у нас роскошь? — вклинился Герберт, — В замке ремонт уже лет двести не проводился.

— Вот именно! — одобрил отец. — Сквозняки такие, что гобелены со стены сдувает…

— Кровати пополам складываются, если их заденешь ненароком…

— Иными словами, мой замок — это не место для юной талантливой девушки…

— Ты здесь вервольфом завоешь, Сара.

— Я лишь хотел сказать, что не смогу обеспечить ей должный уровень жизни, — вздохнул Профессор.

— Ой ли? — граф улыбнулся. — Антикварные магазины готовы любые деньги заплатить за гримуары 15го века…

— Это вы на что намекаете?

— Ни на что особенное, просто мысли вслух.

— Сара… то-есть, фроляйн Шагал… я хотел вам предложить…

— Что, Профессор? — девушка взмахнула слипшимися ресницами.

— Ничего! Не следовало мне вас тревожить понапрасну. Все это лишь пустые чаяния! Из всех здесь присутствующих я единственный, на кого вы совершенно не обращали внимания, не удостаивали даже легкого кивка…

Первым в себя пришел Герберт, который, закрывая рот ладонью, затрясся от беззвучного смеха. Обхватив виконта за плечи, ему вторил Альфред, и даже Куколь позволил себе криво ухмыльнуться, приоткрыв неровные желтые зубы.

— Каким бы неправдоподобным ни было мое предложение, но в конце-то концов, господа, хорошие манеры еще никто не отменял! — взорвался Абронзиус.