Сергей Шкенёв - Пёс имперского значения

— Я прямо с самолёта. С утра успел в Нижний слетать. Представляете — в колхозе имени товарища Столыпина начали в теплицах ананасы выращивать.

— Буржуйские замашки.

— Ну не скажите. Постоянный источник дохода в твёрдой валюте. Консервируют их в шампанском, и во Францию…. Выгодное дело, между нами говоря. Почти так же, как генералу Франко списанные танкетки продавать.

— Кстати об Испании, — оживился Сталин. — Этот каудильо ещё полгода сможет продержаться?

— Это вряд ли, — покачал головой Сергей Сергеевич. — Но, думаю, что от своей рухляди мы успеем избавиться. Англичане им ещё один кредит обещали.

— Надо же, какая филантропия, — удивился Алексей Львович. — Не ожидал такого от британцев. Поддерживать заведомо слабую сторону — не в их стиле.

— Так они под залог африканских территорий. И плюс стокилометровая зона вокруг Гибралтара.

— Сволочи они. Прости, Господи, меня — грешного. Лимонников прощать не обязательно, — высказал своё мнение Патриарх. — Ох, чувствую, хлебнём мы ещё с ними горюшка.

— Что ещё нового в Нижнем Новгороде? — спросил Иосиф Виссарионович. — К Алексею Максимовичу заезжали?

— Конечно. Привет Вам передаёт.

— Как он там, не переживает, что городу вернули старое название?

— Не заметил. Вот только когда по радио про Сталинград упоминают — хмурится.

— Да, Сергей Сергеевич, тут товарищ Горький прав. Нужно бороться за чистоту русского языка. А то, понимаете, устроили какой-то культ личности. Нескромно, — Сталин глубоко затянулся, выпустил дым. — И в конце-то концов, что мы всё о делах и проблемах? Сегодня праздник, вот и давайте веселиться.

— А хотите, хохму одну расскажу? — поддержал Каменев.

— Похабную, как обычно?

— Могу и такую. Но эту видел собственными глазами.

— Ну?

— В Нижнем Новгороде летающая собака появилась. Маленькая такая, длинная и ушастая. Серьёзно, чтоб мне провалиться на этом месте.

Иосиф Виссарионович и Алексей Львович переглянулись, и одновременно высказали свою версию:

— Такс!

За два года до описываемых событий. Прохладное лето 34-го.

Часовой, охраняющий аэродром в маленьком городке Невежье, не так давно именовавшийся Паневежисом, остановился, привлечённый странным синим светом, исходившим из амбразуры полуразвалившегося ДОТа. Он выставил перед собой винтовку, и, тщательно выговаривая трудные русские слова, спросил:

— Стой, кто идёт?

Солдат бы очень исполнительный и старательный. Из нового, уже местного, призыва, а потому Устав караульной службы знал наизусть, правда не всегда понимая значение русских слов. И с достоинством переносил все тяготы и лишения воинской службы, которые, в основном, состояли из лёгких подначек и тяжёлых побоев, принимаемых от сослуживцев.

Над фамилией смеются, придурки. Чего в ней смешного? Зато теперь никто не упрекнёт сына бывшего начальника политической полиции Литвы в национализме. Ведь и вправду хорошо звучит — Аарон Ибрагимович Галушкян-заде? От прежнего имени, как и от одиозного папочки, пришлось публично отказаться, осудив и проклянув. Оно и правильно, вдруг помешает военной карьере?

Ещё Арик сожалел, что в Великом Княжестве Литовском нет коммунистической партии, вступив в которую, можно было бы стремительно взлетать по карьерной лестнице, прыгая через несколько ступенек. Но и тут нашёлся великолепный выход — было отправлено письмо самому товарищу Сталину, с просьбой принять в заочные члены ВКП(б). Ответ из секретариата пришёл на удивление быстро, часа через два. В нём почерком командира полка, войскового старшины Хванского, было написано, что с такого-то числа товарищ Галушкян-заде может считать себя членом, так как именно им он и записан.

После этого служебное рвение Арика возросло, что он сейчас и доказывал:

— В восьмой раз спрашиваю — стой, кто идёт?

Подозрительная тишина была ответом. Часовой судорожно сжал винтовку, потом потрогал пальцем остриё штыка и, обливаясь холодным потом от грубого нарушения Устава, предупредил:

— Стой, колоть буду! — патроны пообещали выдать только по окончании третьего года службы. Все две штуки.

Доблестный служака вспомнил уроки, вдалбливаемые крепкими кулаками подпоручика Букваренко, произвёл предупреждающий укол в воздух, и сунул штык в светящуюся амбразуру. Там что-то недовольно заворчало, и трёхлинейку резко выдернуло из рук растерявшегося часового. А потом появилось страшное чудовище, на ходу пережёвывающее оружие громадными зубами.

Ужасный зверь выплюнул остатки железа, оскалился, и человеческим голосом произнёс:

— В нарядах сгною гниду!

Появившаяся через час смена нашла Арика сидящим на телеграфном столбе. Напрасно разводящий пытался достать его оттуда. На все просьбы и предложения Галушкян-заде отвечал смехом и пением "Интернационала" на мотив "Летки-Еньки". Вызванному начальнику караула унтер доложил:

— Не можем снять, Ваше благородие. И что только люди не творят, лишь бы от службы увильнуть.

Подпоручик Букваренко задумчиво закурил папиросу и посмотрел вверх:

— Попробуйте подманить банкой шпротов.

— А получится?

— Раньше всегда получалось.

— Ну а если не поможет?

— Тогда столб спилить, а этого орла на гауптвахту.

— Может быть, сразу в дурдом отправить, Ваше благородие?

Букваренко многообещающе улыбнулся:

— Это само собой. Но сначала на губу!

Такс неторопливо бежал по обочине пыльной дороги. Крылья, конечно, штука хорошая, и не так грязно, но махание ими так утомляет, что постоянно хочется кушать. Вот и сейчас нужно что-то срочно перекусить. А штык… — он калорийный, но невкусный. На любителя, для тех, кто предпочитает острую пищу. Очень жаль, что не успел доесть икру. Зернистая…. Каждая икринка лопается на языке, наполняя рот восхитительным маслянистым соком….

Он повёл длинной мордой, нюхая воздух. Так, что имеется в наличии из съестного? Слева доносятся запахи от полевой кухни. Нет, это не подойдёт, у такс желудок нежный, к овсянкам с перловками не приучен. Пусть сами едят, вегетарианцы. Или вот прямо по курсу стадо овец пасётся. И что интересно — седло молодого барашка, да под достойным соусом, да в одиночку…. Поэма! Пиршество тела и духа! А вот лошадиное, как не приготовь, жрать невозможно. Жестковато, и постоянно то застёжки попадаются, то стремена.

А вот это чем пахнет, так знакомо и не очень приятно? Шпалы? Кстати, а их специально так обрабатывают, или потом сверху поливают? И вообще — что такое шпалы? Деревянные бруски, на которых лежат рельсы? Нет, камрады, вы абсолютно не правы в своей прозаичности и приземлённости. Это не просто деревяшки, это прямая дорога к вокзалу, где обязательно должен быть ресторан или буфет. Да и куда им подеваться, если в прошлый раз было и то и другое? И официанты там настолько любезны и предупредительны в своём стремлении помочь ближнему, что роскошный обед из семи блюд, заказанный тогда хозяином, обошёлся в сущие пустяки.