Сергей Шкенёв - Пёс имперского значения

По знаку Алексея Львовича ударили литавры, и из собора, в сопровождении почётного караула вынесли знаки великокняжеского сана — меч и корону.

— Ну что, Александр Фёдорович, пойдёмте? — спросил Сталин, когда гвардейцы из Корниловской дивизии, слишком прямолинейно воспринявшие рекомендации сценария, поставили столы с регалиями прямо перед ним.

— С Богом, — Беляков сделал шаг вперёд.

В это время за спиной послышался неясный шум потасовки, гортанные выкрики на незнакомом языке и вопль Сагалевича:

— Володенька, я же тебя с детства учил, что грабить нехорошо! Дай ему что-нибудь взамен, хотя бы по морде!

Раздался звук удара, и через несколько секунд между вождём и председателем колхоза возник галицийский каган собственной персоной.

— Мы забыли включить в список цепь "аравийского злата", — виновато пояснил он, предъявляя в качестве оправдания богатую добычу. — А у Карамзина написано….

— Это хорошо, товарищ Финк, что вы так заботитесь о своём сюзерене, — одобрил Сталин. — А уважаемый шейх Назгуладдин не будет возражать?

— Я ему предложил то, от чего он не смог отказаться, — каган спрятал за спину опухающую руку и скромно потупился, ковыряя носком сапога ковровую дорожку.

— Так ведь цепь куплена две недели назад в московском "Торгсине"….

— Таки да! Но не будем формалистами — историческая традиция соблюдена. Пусть теперь хоть какая сволочь попробует назвать нашу коронацию нелегитимной.

— Постойте, Владимир Викторович, а как же танки? У того же Годунова, помнится, их не было.

— Ай, товарищ Сталин, я таки учился в гимназии и немного знаю за царя Бориса. Дайте Борису танк…, и он обязательно на него залезет. Ну так что, мне можно будет подарить Антону Ивановичу маленькую такую цепочку?

К большому огорчению Александра Фёдоровича, у которого от усталости уже подкашивались ноги, церемония не закончилась возложением короны и вручением почётного монархического оружия. Потом последовала не менее длительная, скучная, но познавательная речь Патриарха. Он говорил о Золотом Веке, который наступит в княжестве при новой династии, о расцвете искусства, промышленности, армии, авиации и Военно-Морского Флота. Не забыл упомянуть о борьбе со злокозненными ересями — троцкизмом, толкиенизмом и демократией. Это вменялось в обязанности не только самому Великому князю, но и всему его христолюбивому воинству.

После речи состоялся парад, к величайшему облегчению товарища Ворошилова прошедший без сюрпризов. Под рёв двигателей и грохот подковок на солдатских сапогах как-то незамеченным остался разговор президента Балтийской Конфедерации с одним из своих многочисленных дальних родственников.

— Извините, дядя Соломон, но я не понимаю, зачем мне нужно встречаться с этим крестьянином?

— Армик, я тебе ещё не говорил, что ты болван? Нет? В следующий раз запишу на граммофонную пластинку. И в конце концов, прекрати называть меня дядей.

— Но папа говорил…

— И папа болван. Тебя для чего сюда посылали?

— Я представляю интересы…

— Знаю, можешь не объяснять. И вот не нужно говорить мне за гешефт — это банальная спекуляция. Разве так заботятся о безопасности Соединённых Штатов?

— А откуда вы знаете…? — опешил Арманд Хаммер.

— Старый Соломон знает всё! И даже больше, но разве разговор о нём, то есть обо мне? Армик, мальчик мой, тебе просто сказочно повезло, что в столь тяжёлый для американского народа час, рядом оказался столь умудрённый в вопросах безопасности человек. И не верти головой, болван, я говорю о себе.

— Да, но…

— И не перебивай старших! И что за молодёжь пошла, а? Ему рассказывают о планах, вынашиваемых большевиками… Нет, Армик, планы вынашивают не только империалисты, — Сагалевич ухватил родственника за пуговицу, заставив наклониться, и зашептал в ухо: — Ты Америку свою любишь?

— Нет, Соломон Борухович, а что?

— Хреново, — огорчился президент Балтийской Конфедерации. — А за деньги?

— Большие? За большие, конечно, люблю.

— Так слушай сюда — отечество в опасности!

— Да что вы говорите? И что на этот раз грозит Одессе?

— А причём тут…? Ах, да… Нет, погромы в новый пятилетний план решили не включать. Слишком низкая рентабельность. Но я же про другое… Ты хочешь навредить Советскому Союзу и спасти Соединённые Штаты?

— Зачем?

— Это на первое предложение или второе? И что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос? — рассердился Сагалевич.

— У кого? — уточнил Хаммер.

Соломон Борухович страдальчески скривился и схватился за сердце. Вот послал же Бог родственничка, пусть и дальнего. Ну разве трудно было его папе в нужный момент зайти в аптеку, тем более собственную? Не пришлось бы сейчас так мучительно и больно разъяснять всю коварность плана по обузданию большевизма.

— Арманд, слушай сюда. Видишь невысокого мужика с короткой бородкой и в кепке? Да-да, рядом со Сталиным.

— Который на Ленина похож?

— Не говори ерунды. Владимир Ильич любил галстуки в горошек, а у Белякова бабочка.

— Это и есть тот самый Беляков? — Хаммер приподнялся на цыпочки, чтобы получше разглядеть председателя колхоза имени Столыпина.

— Он, — кивнул Сагалевич. — Оцени масштаб личности — особа, приближённая к вождю.

— И о чём я должен говорить с ним сегодня вечером?

— Не догадываешься? — президент опять притянул родственника. — Купишь ему автомобильный завод.

— Но зачем?

— Не умничай… Что значит, зачем?

— Но русские же будут делать на нём танки.

— Вот и хорошо. Это подорвёт советскую экономику, и у Сталина уже не хватит денег на флот. И Америка сможет спать спокойно.

— Да?

— Конечно! Ты главное, Арманд, всегда слушай старших. Зачем тебе думать самому, когда рядом есть добрый дядюшка Соломон.

— Дядюшка? — в глазах американского миллионера загорелись одновременно счастье и надежда.

— Я на это надеюсь, — балтийский президент усилием воли выжал слезу умиления. — Вспомни про Беню, кем он стал? Правильно, корсиканским королём. Или Володя Финк, да вот он! Видишь? Они всегда слушали советы дяди Соломона и никогда не задавали глупых вопросов. Да, чуть не забыл, подари ещё Александру Фёдоровичу два трактора.

— Зачем? — спросил новообретённый племянник, и осёкся, вспомнив предупреждение.

Но Сагалевич уже пребывал в добродушном расположении духа:

— Мальчик мой, председатель так загрузил работой своё хозяйство, что в его колхозе стали в четыре раза меньше пить. А если у него будет ещё два трактора, так и вообще бросят. Представляешь, какие убытки понесёт местная водочная промышленность? Ладно, иди… И так я с тобой заработался, а ведь сегодня суббота.

— А у меня?

— А у тебя не считается. Вредительство — это не работа, а удовольствие.