Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

— Забавно, не правда ли, Морис?

— Что именно?

— За сегодняшний день мы с вами провели времени больше, чем за все предыдущие годы. Сначала меня заинтриговала ваша коллекция… Не могу сказать, что я — большая поклонница техники, но у вас в ангаре есть курьезные штуки. А потом эти небесные тела, свалившиеся на голову…

— Наверняка и у вас обо мне неправильное представление, — решил перейти в контрнаступление Вейвановский.

— Вполне может быть. Сколько лет назад вы сюда переехали? Морис задумался.

— Пятнадцать, наверное.

— Если не считать традиционного ежедневного «здравствуйте», за все эти годы мы вообще не разговаривали.

— Пожалуй.

— На расстоянии вы производите впечатление замкнутого, рассеянного и неловкого человека. Такое ощущение, будто основную часть времени вы проводите не в этом мире.

Вейвановский вздрогнул. Филомела продолжала:

— Я не собираюсь допытываться подробностей вашей биографии. Она, как у всех, наверняка малоинтересна. Воевал — ранен — выздоровел, воевал — дезертировал — опять воевал, убил столько-то человек. Если захотите, сами расскажете. У меня, в принципе, то же самое.

Венис вытащила окурок из мундштука и щелчком отправила его вверх. На половине дуги сигарета исчезла в воздухе.

— Одно из маленьких чудес нашей обремененной контрастами цивилизации. На одной чаше весов — всевозможные штучки, облегчающие быт, на другой — этот быт уничтожающие. Как вы думаете, Морис, каков итоговый баланс человечества? Ведь можно же сказать, что мы пришли к краху?

— Это зависит от точки восприятия, — глубокомысленно изрек Вейвановский. — Если рассматривать с сугубо земных позиций, — то да, пожалуй, что так.

— Вы обладаете какими-то альтернативными позициями? Поделитесь, пожалуйста, если не сложно.

Морис задумался. Раскрывать свои маленькие астральные секреты перед малознакомой аудиторией ему совершенно не хотелось.

— Мне кажется, Филомела, — Морис с задумчивым видом отхлебнул виски, — что если дать волю фантазии и слегка раскрепостить воображение, то можно представить себе ракурсы, с которых не все выглядит столь мрачно.

— Ах, так дело в фантазии, — Венис иронически посмотрела на него. — К сожалению, Морис, мое воображение видит все только в пессимистическом свете. Очевидно, мне нужно больше работать над его развитием.

В разговоре наступила заминка. Чтобы сгладить неловкость, Морис решил сменить тему:

— А чем вы занимаетесь в свободное время? То есть, я не это имел в виду.

— То есть, вы не собирались пригласить меня вечером в ресторан, — улыбнулась Филомела.

— Нет, я хотел сказать…

— Я понимаю, что вы хотели сказать. Как ни странно, я в основном читаю книги. Не эту муть, — Венис кивнула на книжный шкаф. — Библиотеки в доме нет, поэтому приходится заказывать через холовизор. Но вы сами знаете, что надолго их не хватает. Еще брожу по картинным галереям — посредством холовизора, конечно. Туг, по-моему больше достоверности. Часто смотрю балеты. Не поручусь, правда, за их соответствие оригиналам. Одним словом, наверстываю упущенное в своем культурном развитии за все предшествующие годы. Может быть, это позволит расширить скромные рамки моего воображения до абсолютно розового оптимизма.

Морису захотелось домой.

— Извините, Филомела, я боюсь, что у меня дома остались кое-какие важные дела. Если вы не будете против, я отлучусь до…

— До ночной вахты, как и договаривались, — сурово сказала Венис. — Жду вас ровно в одиннадцать.

Она встала, давая понять, что аудиенция закончилась, затем проводила Мориса до крыльца, — идя за хозяйкой по коридору, Вейвановский подумал, что его привычка поверхностно зондировать чужую психику в данном случае сыграла с ним злую шутку. На крыльце Венис повторила:

— Не забудьте: ровно в одиннадцать.

— Обязательно, — Морис любезно поклонился. Не успел он отойти и на десять шагов, как Филомела его окликнула:

— Морис, послушайте!

— Да, — обернулся тот.

— Забыла вас спросить. Зачем вы внушили мне тогда страстное желание покататься на трекболиде? Я себя чувствовала средневековой проституткой, выклянчивая этот совершенно ненужный мне полет. А потом, извините за выражение, чуть не обосралась, пока падала вниз. Больше так не делайте.

— Хорошо, — хрипло сказал Морис. Филомела захлопнула дверь, и он почувствовал, как впервые за всю жизнь у него запылали уши.

Без пяти минут одиннадцать Вейвановский вышел из своего особняка и направился к дому Филомелы, втайне надеясь, что в компании Венис ему придется провести буквально считанные минуты, прежде чем она отправится спать. Крыльцо не было освещено; пока Морис раздумывал, следует ему постучаться или же поискать звонок, из дальнего угла донесся голос хозяйки:

— Добрый вечер, Морис! Подождите немного, я сейчас вас впущу.

Повернув голову, Вейвановский увидел в темноте огонек сигареты: Филомела, сидя в кресле, дышала свежим вечерним никотином. Вскоре окурок был щелчком отправлен в сторону, и Венис быстрой походкой подошла к Морису.

— Прошу, — сказала она, когда после прикосновения к косяку дверь открылась и в прихожей зажегся свет.

— После вас, — Морис церемонно расшаркался, пропуская хозяйку вперед. Филомела кивком головы приняла любезность и шагнула в коридор.

— Как дела? — спросил он.

— Нормально. Я сейчас вам все покажу и объясню.

Сначала они зашли в спальню, где лежал самый легкий пациент.

— Он пришел в себя несколько часов назад.

— Ну и как, вам что-нибудь удалось у него узнать?

— Конечно, нет. Как видите, у него маска на лице и говорить он не в состоянии. К тому же, я сразу ввела ему снотворное. До утра дозы должно хватить. Он вас, по идее не должен беспокоить. Идемте ко второму.

В следующей палате тоже все было тихо. Медсестра-фантом с каменным выражением лица стояла у изголовья кровати, где внутри фосфоресцирующей стерильной сферы покоился раненый.

— Этот, в принципе, может очнуться среди ночи. Я не вводила ему снотворное. Если он начнет шевелиться, сестра сразу даст вам знать. Кстати, где вы собираетесь находиться во время дежурства?

— Не знаю, — растерялся Вейвановский. — Я полагал, что удобнее всего было бы в гостиной.

— Удобнее для вас, разумеется. Чтобы расслабиться под холовизор или вздремнуть на мягком диване. Предупреждаю: сон недопустим. Сестры не могут отлучаться от больного дальше, чем на десять шагов. В экстренной ситуации они могут только кричать, высунув голову в коридор. Вообще-то надо было бы посадить вас на жесткий стульчик в проходе. К сожалению, — вздохнула Венис, — в этом доме вся мебель мягкая.

— Зачем же так сурово? — поинтересовался Морис. — Жесткий стульчик, сидение под дверью.