Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

— Но этих событий на самом деле не было? — спросила Филомела.

— Они были. Они совершенно реальны. Они остались у всех в памяти. Просто изменение одной моей трассы вызвало смещение всех остальных трасс, хоть как-то соприкоснувшихся с интерферотроном и мною как его изобретателем. Это как раз то, что я имел в виду под вторым свойством траекторий, — их связанность. Невозможно маневрировать только одной траекторией. Начав сдвигать свою трассу, я неизбежно смещу все с ней соприкасающиеся. Как только траектории улягутся внутри «слоеного пирога» в другой комбинации, прошлое — и воспоминания о нем — выстроятся иным образом, исключающим возможность парадоксов. Попросту не будет существовать ничего, что могло бы свидетельствовать о наличии в минувшем каких-либо других вариантов развития событий. Если же говорить конкретно о том, что я собираюсь сделать, так это следующее: подойдя 11 августа к границе Сапалы, не лезть дальше, а передумать и вернуться домой.

— И что же произойдет со всеми нами, если вам удастся это осуществить? — Филомела внимательно слушала Густава, в отличие от Мориса, рассеянно катавшего в руках пустой бокал.

— Ничего существенного. Мы просто никогда бы не встретились.

— А с Богенбрумом?

— Не знаю. Наверное, он был бы давно мертв. А если бы вы, Филомела, сегодня вечером принялись вспоминать, что с вами происходило минувшую неделю, то, скорее всего, ничего особенного и не смогли бы отметить. Равно как и вы, Морис. Франц, Стив и я не упали бы на крышу. Естественно, никакой вылазки в Оливарес не было бы. Хотя, вероятно, Богенбрум все-таки свалился бы вам на голову. Возможно, он упомянул бы нас со Стивом при каком-нибудь разговоре спустя пару недель, придя в сознание, — батареи люпусов здесь бы без моей просьбы не появилось.

— Неужели вам понадобятся такие мощные затраты энергии, чтобы столь незначительно изменить свою траекторию? — спросила Венис.

— С каждой секундой я все больше отдаляюсь от того утра 11 августа, и влиять на свою траекторию плюс массу смежных с ней мне будет все тяжелее. Ведь направлять энергию я смогу только из своего — нашего — настоящего. Поэтому я хочу все ускорить, начав завтра испытания пораньше.

— Густав, знаешь, что я сейчас подумал, — медленно выговорил Макналти. — Ты ведь опасаешься и того, куда тебя занесет после расщепления твоей трассы, правда?

— Да. Я туда ступил одной ногой, но и этого было более чем достаточно. Меня до сих пор дрожь продирает, как вспомню.

— Я пока валялся без сознания, тоже насмотрелся всякой чуши. Ничего страшного, впрочем, не было.

— А что тебе привиделось?

— Так, ерунда. Говорящий паук, лекции о карме. Но почти все забылось. А подумал я вот о чем: если считать наше настоящее нулем на оси координат, то не может ли быть так, что если ты расходуешь энергию на изменение прошлого, то, наоборот, воздействие на будущее должно давать тебе энергию? И чем дальше в будущем находится точка воздействия, тем больше энергии ты сможешь из нее выкачать?

Густав, слегка удивленный такой гипотезой, ничего не ответил: приподняв в изумлении брови, он погрузился в раздумья. Остальная компания сидела тихо, боясь потревожить ход его мыслей. Наконец, Эшер нарушил молчание:

— Очень даже может быть! Ведь все равно энергия остается внутри событийного клише, только переходит из одного пучка в другой. Было бы весьма интересно посмотреть, насколько эта идея реализуема. Тогда я, меняя свою расщепленную трассу, могу получить оттуда энергию, необходимую для смещения всей массы траекторий на границе Сапалы 11 августа! Но проверить твою гипотезу, Стив, боюсь, мы сможем, только запустив машину.

— Скажите, Густав, — заговорила Филомела, — а не возникает ли противоречий, когда вы не то что изменяете, а просто просматриваете будущее?

— Вы имеете в виду парадокс гороскопа? — повернулся к ней Макналти.

— А это еще что такое? — неожиданно оживился Морис.

— Я сам точно не помню, — сказал Стив, — но суть, кажется в том, что если гороскоп прав, то он неправ.

— Что-то не пойму, — пробормотал Вейвановский.

— Представьте, Морис, — принялся объяснять Густав, — что вам гадалка или гороскоп предсказывают, например, падение камня на голову послезавтра ровно в полдень в двух шагах от вашего дома. Естественно, вы сделаете все возможное, чтобы уехать отсюда подальше. Правильно?

— Ну да, — неуверенно ответил Морис.

— Ровно в указанное время и место с неба сваливается камень. В этом гороскоп и гадалка абсолютно правы. Но вас на месте не оказывается! Следовательно, они оказались неправы, предсказывая вам смерть от камня. Так? Вы ведь остались в живых?

— Да.

— Вот это и есть тот самый парадокс: когда предсказание сбывается, но вы предприняли шаги, чтобы избежать его воздействия в отношении себя или кого-то другого, то предсказание тем самым не сбывается. Применительно к интерферотрону это выглядит следующим образом. Просматривая будущие события, я неожиданно обнаруживаю, что, например, с кем-то из нас в скором времени происходит неприятность. Допустим, тот же камень должен упасть вам на голову. Вы не против, Морис?

— Только если не очень больно.

— Хорошо, заметано. Я вас, в точности как гадалка, предупреждаю о грозящей опасности. Вы уезжаете. И тогда, Филомела, если я обращусь к интерферотрону повторно, этого явления уже не будет.

— Почему? — удивилась Венис. — Ведь незадолго до этого вы могли его видеть на экране.

— Да, но отсутствовала одна важная взаимосвязь: Морис тогда не знал о грозящей опасности. Как только он получил от меня эти сведения, в его трассу вмешались другие событийные пики, траектория изменилась, и камень упал на пустое место, если вообще появился.

— Тогда теоретически существует возможность, что мы, регулярно поглядывая на экран интерферотрона, сможем отсюда менять свое будущее, словно вращая калейдоскоп?

— Конечно.

— А как это согласуется с вашим тезисом о практической неизменности траекторий?

— Не вижу здесь противоречия. Вы упускаете один важный момент, Филомела.

— Какой же?

— Наличие интерферотрона, этого зеркала времени. Могли бы вы менять свою траекторию или даже видеть ее, не имея под рукой такого аппарата? Нет. Точно как древние люди, не имевшие зеркал, не могли видеть своих ушей. Вплоть до сегодняшнего дня вы даже ничего не знали о траекториях, событийном клише и всем остальном, связанном с интерферотроном. Приходило ли вам тогда в голову, что вы можете каким-либо образом влиять на свое будущее или прошлое? И не только на свое, но и, выбрав на свое усмотрение любую траекторию, изменять судьбу другого человека? Или, уничтожив его траекторию, абсолютно безнаказанно его убить? Ведь человек, убитый таким образом, исчезает совершенно бесследно, его попросту никогда не было! О нем не помнит даже убийца! Теперь вы понимаете, почему я считаю свое изобретение исключительно опасным? Представьте, что существует два аппарата и что два человека, сидя за ними, пытаются стереть траектории друг у друга или еще у кого-нибудь. А если бы интерферотронов были сотни? Тысячи? — Густав окинул всех взглядом. — Ну как, я сумел снять опасения относительно парадоксов?