Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

После полуночи все собрались у Филомелы в угнетенном состоянии духа. Интерферотрон был смонтирован приблизительно на треть, и такими темпами он мог быть готов в лучшем случае дня через два. Поскольку все валились с ног от усталости, Густав назначил подъем на девять часов утра. Уходя домой, Морис заметил на себе грустный взгляд Эшера и почувствовал вину за то, что, преждевременно заказав шампанское, «сглазил» аппарат. Густав же думал совсем о другом: Вейвановскому оставалось жить три дня, но где и как должна настичь его смерть, было неизвестно. И если интерферотрон не будет собран в кратчайшие сроки, то…

Тут Эшер вспомнил, как Филомела обозвала его мистификатором. Она была права: Густав никогда и никому не рассказывал все, что знал об интерферотроне, и перед разными слушателями обычно излагал теорию тоже по-разному подстраиваясь под собеседников. Если бы Стив был более внимателен за годы их знакомства, он не раз смог бы поймать его на противоречиях. Свою порцию мистификаций получил Франц Богенбрум; Морис Вейвановский также узнал об аппарате лишь то, что счел нужным сообщить ему изобретатель. При желании Эшер мог не только разъяснить ему (и, за шампанским, — всем остальным) парадоксы, возникающих в связи с использованием интерферотрона, но и подбросить парочку собственных. Густав видел свое безоговорочное преимущество во владении информацией, — в точности как монарх, власть которого заключается не в том, что он восседает на троне, а в том, что, в отличие от своих подданных, обладает не разрозненными сведениями, а полной картиной, на основании которой принимает решения. Всеми данными об интерферотроне Густав не собирался делиться ни с кем, и ни за что не стал бы конструировать второй вариант аппарата, если бы не безвыходная ситуация. Да и с кем делиться? Добровольные помощники принимали на веру любую игру ума. Похоже, только Филомела обратила внимание на неубедительное толкование парадокса с гороскопом. Именно потому, что Густав знал другое объяснение, он не стал предупреждать Мориса об опасности.

Накануне дня смерти Вейвановского интерферотрон был, наконец, собран, втиснут в металлический корпус, и, не подозревающий о своей скорой кончине Морис, с ликованием унеся аппарат в подвал, закрыл его в сейфе. Было уже почти двенадцать: Эшер назначил вылет на гравитоплане на восемь часов утра. В назначенное время вся компания собралась во дворе, возле ангара. Филомела, глядя на садящихся в машину мужчин, с сожалением думала о том, что от подаренных Морисом букета (который вопиюще разросся, превратившись в непроходимые чащи) и готических романов скоро ничего не останется. Вейвановский, в свою очередь, дал ей слово привезти горных эдельвейсов и, кроме того, по возвращении преподнести вазу с особо экзотическими цветами. При этих словах Мориса Стив хмыкнул: насколько он знал, кроме чертополоха, в горах ничего похожего на эдельвейсы не произрастало.

Морис был уверен, что ему дадут вести гравитоплан, — к его удивлению, Густав настоял, чтобы машиной управлял Стив. Эшер также пресек последнюю попытку Филомелы увязаться за ними, объясняя свой отказ риском, которыми чреваты испытания.

— Тем более вам может понадобиться скорая медицинская помощь, — в очередной раз аргументировала Венис необходимость своего присутствия.

— Дорогая Филомела, если что-либо и произойдет, то, скорее всего, помощь будет ненужной. Уж слишком большие энергии будут фигурировать, — устало возражал Густав. На душе у него было неспокойно: ему не удалось улучить минуты, чтобы, оставшись наедине с интерферотроном, взглянуть на свои со Стивом траектории. Последние два дня его одолевали сомнения: если здоровый, цветущий Морис без видимых причин умирает в столь короткий срок, то смерть его может быть только насильственной. Войны давно закончились, следовательно, он погибает в результате катастрофы или несчастного случая. Уж не при испытаниях ли?

Люк гравитоплана захлопнулся, машина, взмыв вверх, замерла над домами. Филомела с крыльца своего дома помахала рукой Густаву со Стивом, видневшимся в окне кабины, и выглядывавшему в иллюминатор Морису. Те помахали ей в ответ, после чего стремительно унеслись в направлении вулкана Майпо.

— Мне нужна площадка где-то пятьдесят на пятьдесят ярдов. Естественно, без грибниц, — сказал Густав, повернувшись к Стиву.

Макналти молча кивнул и приступил к облету гор. Обогнув гряду с юга, они на небольшой высоте и малой скорости устремились вдоль западного побережья к северу.

— Славно мы погуляли, — заметил Стив, когда гравитоплан пролетал мимо Сапалы.

— Да, замечательно, — подтвердил Густав. — Хотя благоразумнее было бы тогда остаться дома.

Через несколько минут они заметили подходящую по размерам поляну, но, спустившись чуть пониже, увидели, как из травы тут и там торчали шляпки миноморов. Следующая площадка нашлась еще через минут двадцать, но и на ней пестрели грибы. Два часа облета западного берега показали, что приземлиться негде: в отсутствие саперов и благодаря дождям миноморы разрослись повсеместно. Замусоренный руинами Оливарес был забракован по той же причине, что и безлюдные поселки: Густав не был уверен, что сможет вычленить требуемую траекторию среди множества трасс, принадлежащих исчезнувшему городскому населению. Продвижение вдоль гор на юг, но уже по восточному побережью, выявило невероятный расцвет грибных культур: дойдя вниз до Тупунгато, Стив с Густавом решили идти назад над горными пиками в надежде обнаружить между ними потаенную, не оккупированную пока мицелиями поляну.

— Что скажешь, Густав? — Макналти показал на небольшое скалистое плато внутри кратера Майпо.

Эшер поморщился:

— Рискованно. Вдруг мы нечаянно вызовем извержение? Я не знаю, куда тогда бежать, в Гималаи разве что. Но на всякий случай запомним это место, если лучше ничего не найдется.

Потратив полтора часа на поиски, экспедиция вернулась в кратер: буйный урожай миноморов, похоже, вытеснил всю остальную растительность в вершинах Анд.

— Морис, вам придется вручать даме вместо эдельвейсов корзинку разминированных шампиньонов, — заметил Стив, выйдя в салон после посадки гравитоплана.

— Печально. Но, думаю, она меня простит, — откликнулся Вейвановский.

Или убьет, подумал Густав, открывая люк. В кратере оказалось дымно и душно, воняло серой. Первым делом все начали чихать.

— Неужели это единственное место из всех возможных? — вытирая слезы, поинтересовался Морис.

— Боюсь, что да, — ответил Эшер, сморкаясь в платок.

— Выгружать люпусы? — спросил Стив.

— Подожди пока, надо осмотреться, — Густав отправился изучать плато, на которое они высадились.