Светлана Багдерина - Иван-царевич и C. Волк. Жар-птица

Когда он проходил мимо окна, оттуда на него дерзко и высокомерно глянул какой-то растрепанный, бледно-зеленый и длинноносый до отвращения, абориген.

Иван раздраженно замахнулся, и абориген в ответ агрессивно взмахнул рукой.

Царевич, рефлекторно пытаясь предотвратить удар, выкинул кулак вперед, раздался веселый звон разбитого стекла…

— Зеркало!!! Он разбил мое зеркало!!! — завопил за спиной хозяин.

— Голодранец!!! — подхватила его жена.

— Попался!!! — взревела где-то за его спиной криминальная четверка.

— Бей его, бей его! — вступил хор веселых голосов из-за других столов, и Иванушка, не дожидаясь окончания спевки и наплевав на приличия и традиции лукоморских витязей, распахнув дверь плечом, вылетел на улицу и помчался, не разбирая дороги, подальше от столь негостеприимной точки общественного питания.

Мощная пружина вернула тяжелую дверь на место как раз в тот момент, когда в проеме показались двое из громил. Еще двое и все остальные, пожелавшие принять участие в неожиданном развлечении, были отброшены ими назад и друг на друга, образовалась изрядная куча-мала, в которой, поняв, что босоногого хулигана им уже не догнать, раззадоренные посетители решили подраться хотя бы между собой, чтобы не пропадать куражу зазря, и были в тот день биты многие окна, блюда и зеленые носатые лица.

А бедный Иванушка, потрясенный, разбитый и голодный, несся очертя ушастую голову, расталкивая встречных прохожих, проезжих и просто неповоротливые деревья, пока не понял, что за ним никто не гонится, что он уже не в городе, а в лесу, и что он безнадежно заблудился.

Опять.

И теперь, наконец, у него есть время, чтобы спокойно присесть под каким-нибудь деревом или кустиком, отдышаться и обдумать создавшееся положение.

Хотя, обдумывать тут было не слишком много.

Во-первых, после падения в фонтан в мире джина он неизвестно как оказался в совершенно ином мире.

Во-вторых, он не имел ни малейшего представления, как отсюда выбраться, а если это ему и удастся, то неизвестно, куда он после этого попадет, и не будет ли это новое место таким, что уж лучше бы ему оставаться здесь.

В-третьих, он навсегда потерял человеческий облик и стал похож на обитателей этой негостеприимной страны.

И, последнее и самое главное, он потерял сапоги и их надо вернуть любой ценой. Сергий, если узнает, убьет.

Хотя, честно говоря, он с удовольствием предпочел бы быть убитым отроком Сергием в своем родном и знакомом, как старый диван, мире тоскливому существованию здесь, среди слоников, которые решили стать зайчиками, забыв о том, что вообще-то они зеленые человечки…

Иванушка устало опустился на землю, покрытую опавшими розовыми листьями, и глянул на свое отражение в неподвижной темно-лиловой воде (откуда-то он точно знал, что это именно вода, а не последствия глобальной экологической катастрофы) маленького лесного озерка.

Отражение грустно подтвердило самые худшие его опасения.

Расстроено швыркнув хоботом, царевич оторвал от подола рубахи полосу и принялся перевязывать порезанную предательским зеркалом руку. Через тонкую ткань медленно проступали красные пятна крови.

«Хоть это осталось, как у людей», — невесело усмехнулся царевич. — «А то, я уж думал, будет какая-нибудь синяя жижица… Или бесцветный газ…»

Светило в неуклонно сереющем небе утомленно проваливалось в горизонт.

Приближалась ночь.

Хотелось есть и пить.

В существовании в лесу специально для заблудившихся путников и беглецов удобных пятизвездочных избушек с гостеприимными, полными полезной информации и добрых советов хозяевами Иванушка разуверился давным-давно, месяца полтора назад, и поэтому теперь сразу решил полагаться только на себя.

И чтобы не вспоминать лишний раз о том, что он оказался один-одинешенек где-то на выселках Вселенной без обратного билета, он решил занять себя чем-нибудь нужным и важным, например, поиском под ногами или над головой чего-нибудь съедобного и, если повезет, тропинки хоть куда-нибудь.

Со съедобным проблем не возникло — шагах в пятидесяти от озерца рос большой, в меру колючий куст, весь покрытый крупными круглыми ягодами с прозрачной кожурой, через которую просвечивала сочная красная мякоть. Они оказались ароматными и приятными на вкус (особенно для человека, несколько дней толком вообще не евшего — три стакана лимонада, выпитые в доме джина, даже самый строгий диетолог питанием назвать бы не мог. У него от голода просто язык бы не повернулся.).

И царевич, не раздумывая, и не обращая внимания на то, что по кислоте они уступали разве что аккумулятору, быстро и жадно объел половину урожая.

К тому времени, когда он запил свою вегетарианскую трапезу холодной лиловой водичкой из озера, предусмотрительно сперва сдув с ее поверхности нахальных голенастых насекомых, уже почти полностью стемнело.

Он решил отложить поиски выхода до завтра, забрался на кривое дерево с желтой корявой корой и попытался устроиться поудобнее на толстой развилке метрах в трех от земли. Когда это ему все же не удалось — как Иванушка и предполагал, развилка дерева, даже очень толстая, заметно отличалась не в лучшую сторону от даже самой неудобной кровати — он походя пожалел, что он слоник, а не птичка, недолго полюбовался двумя большими лунами на небосводе — красной и белой, чтобы не сказать — прозрачной, зависшими рядом, почти касаясь друг друга, и незаметно забылся тревожным неровным сном. Сон снился ему только один, короткий, но зато повторяющийся — как он во сне ворочается, свешивается с ветки и летит с трехметровой высоты на землю головой вниз. Каждый раз он вздрагивал, невнятно вскрикивал, но проснуться сил не хватало, и двухминутный кошмар, чуя свою безнаказанность, приходил к нему снова и снова.

Так они втроем — Иванушка, дерево и навязчивое сновидение — провели всю короткую летнюю ночь и не видели самого интересного.

Того, что случается раз в семьсот лет.

Чуда природы.

Медленного слияния двух лун — яркой красной и белой, прозрачной.

Когда красная луна полностью скрылась за прозрачной, из недр ее вырвался луч алого света и, сконцентрированный и усиленный прозрачной луной, как лупой, упал на лес, где мучительно коротал ночь Иванушка.

Он стремительно пробегал по деревьям и кустам, как будто второпях разыскивая что-то, и тут и там то и дело вспыхивали и гасли гроздья маленьких огоньков.

А, между тем, луны степенно продолжали свое движение, и через несколько минут диски их сместились, и луч, коротко скользнув по дрожащей листве в последний раз, пропал, чтобы появиться снова только через семьсот долгих лет.

И лишь лунная ягода — круглая, с прозрачной кожурой, через которую просвечивает сочная красная мякоть — слабо светилась в темноте призрачным космическим светом далеких лун.