Дмитрий Мансуров - Орден мраморной Горгоны

– Проведем тщательное разбирательство, – поддакнул второй советник. – Стража, вы собираете возможные улики и документацию, затем опечатываете лабораторию, чтобы в нее не заглядывала праздношатающаяся публика. Иначе за ночь растащат улики на сувениры, и мы останемся у разбитого корыта с горой бесполезных версий случившегося. Первым делом ищем следы взрывоопасных реактивов и пытаемся понять: взрыв – случайность, а бегство колдунов, соответственно, совершено из-за страха перед последствиями, или же произошла запланированная операция, а наши лаборанты, соответственно, являются диверсантами?

– Шпионами? Чьими? – заинтересовались стражники.

– Люди годами пытаются найти ответы на подобные вопросы, а вы хотите, чтобы я вам с ходу назвал, кто чьим шпионом является?! – изумился первый советник.

– Но вы же самый информированный человек в государстве.

– Вражеские шпионы мне еще не подчиняются.

– Непорядок.

– Не то слово! – согласился первый советник. – Будем давить гадину, пока не изменит свое отношение к этому вопросу.

Через час группа из пяти человек вошла в лабораторию и озадаченно осмотрелась. В лаборатории царил первозданный хаос. Мебель вперемежку с горшками, землей, инструментами, склянками, пробирками и исписанными бумагами рассредоточилась по лаборатории, и никакие документы невозможно было собрать из-за того, что Баррагин разорвал их на мелкие кусочки, а затем устроил небольшой погром.

– Добро пожаловать! – поприветствовал он вошедших.

– Баррагин, в чем дело? – строго спросил первый советник. – Мне сообщили, что ты улетел.

– Альтарес решил присвоить мое изобретение и устроил диверсию, – честно сказал лаборант. – Фармавиру пришлось срочно улететь вместе с моими документами, чтобы не оказаться убитым, и чтобы Альтарес не имел возможности воспользоваться моими записями и выдать их за свои.

– Но ты не находишь странным, что диверсант сам оказался под обломками произведенного им взрыва? – возразил первый советник.

– Но он жив?

– Да.

– Не нахожу. Почет в случае победы над Горгоной перекроет полученные им увечья.

Первый советник посмотрел на лаборанта с грустью.

– Ты знаешь, что его характер не самый лучший, – сказал он. – Я тоже это знаю. Но суд – высшая инстанция, которой никто не указ. Их будет сложно убедить в том, что Альтарес виновен в произошедшем. Обстоятельства играют против тебя.

– Я готов рискнуть, – сказал Баррагин.

Первый советник кивнул и приказал стражникам:

– Поместить подозреваемого под домашний арест до начала суда!.. Баррагин, скажи, ты на самом деле создал то, о чем говорил пять лет назад?

– Да, – ответил лаборант. – Сегодня я собирался предъявить их миру, но пришел Альтарес и все испортил.

– Ты можешь показать линзы сейчас.

– Они у Фармавира, – ответил Баррагин. – На случай, чтобы Альтарес не выдал их за свои. Пусть смастерит собственные, если сможет.

– Понятно. Умно поступил, ничего не скажешь! – одобрительно заметил первый советник. – Будем ждать выздоровления Альтареса и последующего суда. Удачи тебе, парень!

– Она пригодится всем нам, – заметил Баррагин.

Стражники вывели Баррагина из лаборатории, первый советник вышел последним и лично опечатал кабинет. Вскоре король узнает, что по вине одного из трех лаборантов изобретение, о котором он мечтал много лет, оказалось недоступно. И суд должен был четко ответить на вопрос о том, кто прав, а кто виноват.

Фармавир выпустил из рук магического художника – волшебную пташку, умеющую создавать картины в наиболее выгодном ракурсе. Пташка выпорхнула из ладони и облетела ковер-самолет на приличном удалении. Фармавир стоял, гордо распрямив плечи и держась за меч. Согласно правилам, полагалось сохранять неподвижность примерно треть часа, чтобы на портрете получилось четкое лицо и мелкие детали одежды. Его плащ развевался за плечами, в лицо светило восходящее солнце. Вокруг были облака и синее небо – самое то для фона картины.

Пташка совершила круг почета и запорхала перед ковром, на лету создавая картину. Холст, грунт, масляные краски – все появлялось само собой, сантиметр за сантиметром увеличивая площадь картины.

Птичка пропела незатейливый мотивчик, докладывая, что запомнила мелкие детали, и теперь полностью воссоздаст изображение по памяти. Фармавир расслабился.

– Теперь можно сесть и наслаждаться бегством. Когда-нибудь повешу эту картину на самом видном месте в собственном дворце, – мечтательно произнес он, – и назову ее скромно, но со вкусом: «Жизнь в бегах: высоко и недоступно!».

Птичка уверенно рисовала, картина расширялась и удлинялась, как тесто на дрожжах. Фармавир наблюдал за ее работой, практически не отрывая взгляда, и когда картина оказалась готова, с восторгом взяли ее в руки. Пташка исхитрилась создать и небольшую деревянную рамку, чтобы холст не сворачивало порывами сильного ветра.

– Глазам своим не верю! – восхищенно прокомментировал он. – Это даже лучше, чем я представлял!

Фармавир любовался мельчайшими деталями картины до тех пор, пока не заметил, что на ее дальнем фоне виднеются восемь точек, располагавшихся практически по прямой горизонтальной линии. На стаю птиц точки не походили, но ничего большего по поводу непонятных объектов колдун не придумал. Поломав голову, Фармавир понял, что зря тратит время на пустые раздумья: гораздо проще и удобнее обернуться и своими глазами посмотреть, что же там летит за ковром, такое маленькое и черное?

Он так и поступил, заранее сетуя на то, что обладает не самым зорким зрением, и придется долго вглядываться, чтобы понять, что же за точки находятся позади. Но казалось, что мелкие объекты давно уже не мелкие, и что самое неприятное, они летят именно за ним.

– Глазам своим не верю! – пробормотал он. – Меня догоняют! Вот только этих маньяков на хвосте не хватало! Ковер, ты чего убавил ход? Добавь скорости!

Километрах в трех от него летели сверхскоростные ковры-самолеты стражников королевства. Черные боевые костюмы, делающие стражников относительно неразличимыми в темное время суток, а днем просто выглядевшие стильно, и послужили пташке в качестве точек на горизонте. С момента, когда пташка нарисовала картину, прошло не меньше получаса, и за это время преследователи значительно сократили расстояние.

Ковер летел на максимальной скорости, но все же недостаточно быстро, как ковры стражников. Фармавир вспомнил, как лично создал новую, скоростную модель для стражников, а усовершенствовать собственный ковер запамятовал.

– И подкупить вас невозможно, – проворчал он, отлично зная, что никакие деньги не спасут человека, на которого команда стражников обратила пристальное внимание. В такие группы набирали настоящих маньяков, готовых служить отечеству верой и правдой, да и платили им настолько хорошо, что никакие взятки не могли уменьшить их любовь к Родине и уважение к порядку.