Ольга Кноблох - Белоснежка и семь апостолов

Получится ли раскинуть зов на километры? Я попробую.

Кто-то обязательно попадется.

И в тот самый миг, когда я нащупала своих спасителей — далеко, на грани чувствительности, — перчаточный вдруг резко сказал:

— Инга, ты там спишь, что ли? Силовой импульс! Сделай что-нибудь!

— Подтверждаю. — Она деловито сунула руку в сумочку, выдернула оттуда что-то продолговатое и сунула мне в ребра. Штуковина противно стрекотнула и обдала меня болью. Зов схлопнулся, а вместе с ним и сознание.

Продюсер позвонил чертовски вовремя. Еще час молчания — и никакая высшая сила не заставила бы меня дать ему шанс. После того, что случилось сегодня на полигоне, кончилось всякое любопытство, кончилась осторожность, кончилось перемирие — все, баста. Хотите войны? Будет вам война. Вы, детки, похоже, совершенно себе не представляете, какую вы пустили волну.

Чревовещателя пока не допрашивали — ждем Медведева. Надо, кстати, отправить ему навстречу ребят для сопровождения. Белоснежка ведь тоже может взбрыкнуть. А с ней надо обращаться осторожно.

Эти несколько месяцев девочка держалась молодцом и никак себя не выдавала, так что можно считать, моей троице крупно повезло, что вспышка обращений жильцов ее подъезда была обнаружена. Всего на учет попали трое: поп, живущий по соседству, его маленький сын и истеричная дама с верхнего этажа. Это умник Медведев покопался в головах у бабулек, стороживших подъезд. После того как мальчишка спросил Замалтдинова про его ногу, Медведев засек у одной из них вспышку воспоминаний: до этого мальчик однажды пошутил, что у нее в животе камни; после чего она, суеверная, выпросила у доктора в поликлинике направление на УЗИ, и вскоре диагноз подтвердился. Бабка тут же доложилась его отцу: «Возрадуемся, отче, вашему сыну Господь ниспослал редкий дар!» Поп почему-то испугался и велел ей помалкивать. Она, понятное дело, посвятила в эту историю (достойную, как она считала, экранизации) всех подружек. А соседки-сплетницы в ответ донесли, что умение видеть невидимое с недавних пор замечено и у отца: неделю назад приходили в дом с санэпидемстанции дератизаторы, так он их отвел в подвал, указал на какой-то уголок и велел проломить там стену, потому что за ней и есть самое скопище крыс, а иначе до них никак не добраться.

Сами рассказчицы при этом не присутствовали, но клялись, что слышали от самих сэсовцев. Они будто бы его спросили, откуда такая уверенность, а он — знаю, и все. Божьей милостью. И еще благословил на борьбу с вредителями! С тех пор в доме ни писка, ни шороха. Потом мысли медведевского «языка» потекли в направлении прямо противоположном. Поп с сыном — у тех понятно, от Кого чудесный дар. А вот у ведьмы Сазоновой — от дьявола, не иначе. Муж ее, и раньше нередко битый, тут и вовсе страсти стал рассказывать: будто колотит она его не кулаками и даже не скалкой, а глазами в него впивается, да так и подбрасывает в воздух. И бьет беднягу о стены и потолок, отчего у последнего наблюдаются обширные синяки. А в милиции от него заявление не берут, потому что, во-первых, давно знают их скандальную семейку, а во-вторых, не верят ни в какие полеты и советуют меньше пить. Вот только чуяло бабулькино сердце, что мужичок-то не врал.

Обнадеженный, Медведев по очереди обследовал всех диджеев сарафанного радио. Но большого урожая не пожал: хоть эта троица упоминалась всеми, больше аномалов в их доме, похоже, не было. Впрочем, и это было сверхудачей. Вспышка однозначно указывала на Белоснежку как на обратителя.

И все-таки нам нужны и Продюсер и Чревовещатель. А. Они все еще могут оказаться обратителями (и тогда мы перевыполним план на двести процентов). Б. Каждый из них— обладатель неоценимых сведений об аномалах. В. У обоих уникальные способности, которые нам пригодятся.

Кстати, и попа надо бы обработать. Ясновидцы на дороге не валяются.

Но это все потом. А сейчас я еду к Продюсеру. Ему нужна моя помощь в обмен на информацию о людях, которые нужны мне.

Своих парней я оставил в квартале от дома Продюсера. Секундомер оттикает сорок минут и, если я не вернусь или не позвоню…

У подъезда стоял черный «инфинити». Крутолобый тролль за рулем внимательно проследил за мной взглядом близко посаженных серых глаз и взялся за телефон. Не боись, это свои. Я знаю пароль.

Дверь открылась сразу после звонка; он стоял в коридоре и только-только отнял от уха телефонную трубку.

— Заходи, — просто сказал он. — Нет-нет, только не на кухню. Туда.

В единственной узкой комнате-вагоне у окна стояло кресло, а вдоль стены лежал надувной матрас с криво накинутым туристическим спальным мешком. В ногах высилось несколько пизанских башенок из разноформатных книг, большей частью фантастики и словарей. На одной из них, как дохлый зверек, валялся галстук-бабочка.

На обшарпанном и заляпанном журнальном столике стоял ноутбук и лежала простая тесемочная серая папка с газетными вырезками. Второе кресло стояло спинкой ко мне. Горинец жестом указал на него, а сам скрылся, звякнул на кухне стеклом о стекло и через несколько секунд объявился с бутылкой и двумя стаканчиками.

Я снял куртку и, прежде чем накинуть ее на спинку кресла, извлек из нагрудного кармана плитку черного шоколада. Ритуал.

Продюсер сел в кресло и покряхтел, прочищая горло. Равномерное мигание у него под черепом я охарактеризовал бы в этот момент как «хорошо сдерживаемое волнение». Добрый знак. Объект адекватен, настроен на диалог и не поддается эмоциям, хотя в его положении самое время поддаться.

— Вот что, — наконец сказал он. — Андрей, я тебе сейчас все расскажу как есть, а ты сам решай, что с этим делать. Одно могу сказать — встречу с отцами-основателями Волшебного цирка я тебе гарантирую.

— Бабочка. — Я указал на лежащий на книгах концертный галстук. Он все понял. В голове вспыхнуло, заполыхало в такт пульсу, но он не вздрогнул и не переменился лицом; только спросил:

— Давно узнал?

— Только что.

— Они хорошие ребята, Андрей. Нет, стой, никакие возражения не принимаются. Если ты в это сейчас же не поверишь, расстаемся, не почав бутылки.

Вот это по-нашему. Я восхитился вполне искренне.

И если бы обугленные тела Коренева и Лукина не лежали в морге, мне даже не пришлось бы кривить душой, когда я произносил:

— Ладно. Принято в первом чтении.

— Они никогда, нигде, ни разу не воспользовались своими талантами ради корысти или другого какого интереса. Все, что они… — Поймав мой вопросительный взгляд, он через силу поправился: — Все, что мы делали, было ради идеи.

— Какая идея может это оправдать, Артем? Абсолютный вселенский бардак?!

— Бери выше. Свобода быть сверхчеловеком.