Константин Лишний - Космиты навсегда

— Да уж, думать головой в присутствии этой потрясающей женщины не очень получается.

— Твоя правда, я думал о ее дивных контуров потрясающем животе, а не о последствиях… Жми!

Наконец Додик свернул с трассы и повел машину по узкой лесной дороге. Вскоре показался знакомый холм, и наш путь преградило желтое такси, едущее нам навстречу. Шпион остановил машину, мы выскочили и побежали наверх. Возле сараев Герды не было…

— Неужели опоздали?! Герда-а-а!

Я бухнул ногой в дверь первого попавшегося сарая: никого.

— Иваныч! Посмотри там. Может, еще не поздно?

Мы осмотрели четыре сарая, Герда обнаружилась в пятом… она вышла нам навстречу. В одной руке она держала направленный на нас пистолет, а другой сжимала подаренного мной Чебурашку.

— Назяд! Нье нюшно менья останафльифать!

— Герда…

— Назяд! Я дольшня спастьи мой фатерлянд!

— Да зачем же?! Германия — прекрасная страна! Зачем ее спасать? Поедем со мной, ты только посмотришь на свою Германию и поймешь, что спасать ее не надо!

— Назяд… шнель! — скомандовала Герда, и мы отошли на пять шагов.

— Герда, остановись, прошу тебя…

— Ньет, я дольшня… Исфьиньи менья, Ян… — Она выронила Чебурашку и нажала на курок.

Мы с Ивановичем прыгнули в сторону и покатились с холма, а Герда выпустила нам вслед еще несколько пуль, фашистка…

— Ты живой? — спросил я Иваныча, когда мы докатились к подножью. — Я, кажется, убит…

Когда Герда выстрелила, я почувствовал толчок в грудь. Так всегда бывает, когда в тебя попадает пуля: сначала чувствуешь только толчок, боли еще нет, боль придет позже. Боль или смерть. Пришла боль. Грудь горела и дышать было очень трудно; левое легкое наверняка пробито, но почему горлом не хлещет кровь? Я распахнул сначала куртку, потом гавайскую рубаху и осмотрел рану. Входного пулевого отверстия не было, на груди красовался ровный прямоугольный вдавленный синячище багрового цвета, а еще ребра явно сломаны, но пулевой раны нет. Что за чудеса, мать вашу… Мать? Мама! Это мама! Я вытащил из нагрудного кармана фотопортрет матери в металлической оправе. Пуля угодила в него, но не пробила… В этом мире у меня ЕСТЬ мать и она меня бережет…

— Иваныч! Я родился в гавайской рубашке! У меня… Эй, Иваныч…

Додик лежал на спине, раскинув руки, из его рта струилась кровь, а по его очередной дурацкой рубашке от кутюр расползалось ярко-алое пятно.

— Э… Сика-Пука, Ван Ваныч, ты это… не умирай! — Я встал на колени рядом с ним. — Не умирай! Да?

— Меня на самом деле Биллом зовут, — пробулькал агент, — Билл Смит, дурацкое американское имя…

— Да хоть Билл Гейтс! — Я положил его голову себе на колени. — Давай не умирай, слышь, ты, Майкрософт, не гибни, эй…

— И чего я с вами, козлами, связался? — тихо проговорил он. — Надо было возвращаться в Америку, надо было ехать в Ирак, там тепло, а здесь холодно, очень холодно… мне холодно…

Я судорожно расстегнул и распахнул его рубаху: его живот был пробит в двух местах, и из пулевых отверстий струилась кровь. Не надо быть медиком, чтобы понять, что это конец.

— Все плохо? — спросил агент, увидев мой потухший взгляд. — Надо было ехать в Ирак… не хочу умирать… я не хочу…

— Иваныч! Все будет хорошо! Я быстро! Я отвезу тебя в больницу! — Я попытался встать, но он схватил меня за руку.

— Нет! Не уходи, останься со мной… еще недолго… останься до конца, мне будет не так страшно…

— Иваныч…

Что за черный рок?! За столько лет я впервые встретил человека, которого хотел бы считать своим другом, и вот… он умирает… умирает на моих руках, и я не могу ему помочь… или могу?! Конечно же, могу!

— Нет Иваныч, ты не умрешь! Не здесь и не сейчас!

Я вскочил на ноги, подхватил его под руки и потащил сквозь кусты на вершину холма.

Я тащил его наверх с тупым упорством, не обращая внимания на боль в груди и колючие кусты, тащил его вверх, стараясь не думать о том, что там нас может ждать Герда, готовая снова жать на курок. Вверх, вверх! Для него это единственный шанс. Меня переход в этот мир исцелил, и сейчас я вернусь обратно и возьму его с собой! Я очень надеялся, что это его спасет…

— Ты только не умри раньше сроку! Шпион хренов, еще чуток потерпи.

Я тащил его вверх и по ходу умудрился достать свой пистолет. Это для Герды: встанет на моем пути — уничтожу! Порву пулями ее дивных контуров потрясающий живот! Убью!

Мы поднялись на холм, и я увидел, как из одного сарая струится и иссякает дым. Значит, Герда уже на пути в сорок второй год, ну и черт с ней, не до нее мне сейчас. Я затащил шпиона в сарай, разорвал пакет с пометкой «+», пересыпал его содержимое в трубку, обхватил Иваныча покрепче и чиркнул спичкой…

Бодрый я и совершенно живой и здоровый Додик шли по дачной улочке к проходной. Иваныч с интересом разглядывал картины моего мира. А моего ли?.. Этот поселок выглядел значительно более убого, чем я его запомнил, и больше походил на дремучее село, а не на дачи. Надпись на табличке, грубо приколоченной к покосившемуся забору, сообщающая о том, что это поселение № 146, была выполнена малоразборчивым готическим шрифтом. Что-то не помню я этой таблички.

У проходной в развязных позах стояли два добрых белобрысых молодца в форме войск СС.

— Ей, ком цу мир, шнель, шнель! — позвал нас один из них тоном, не терпящим возражений.

— Если это не актеры порнушки, то я начну зверствовать, — шепнул я, подходя к этой парочке.

— Ей, бидло, фот тебье дойч марки, бьехи ф махазьин и ньеси нам фодку. Шнель. Ми сеходня отдихать, а фи бегать длья нас ф махазин.

Я взял банкноты, посмотрел на них и… вот тебе на! На банкноте в пять дойч марок был изображен Гиммлер, на десятке — Геринг. Банкноты новенькие, хрустящие, дата выпуска — 2005 год. Почему я не удивлен? Я заботливо сложил деньги и положил их в карман, но остался стоять на месте, преданно заглядывая в их лица.

— Бистро, думкопф! — сердито гаркнул один из них и угрожающе надвинулся на меня.

— Господа блистательные офицеры, — сказал я тоном, полным раболепия, — а есть у вас еще деньги? Понимаете, у меня их нехватка.

— Нахальний бидло. Ньеси фодка, бидло, и заработаешь дьесять пфенниг, — снисходительно ответили мне.

— Какая щедрость. Спасибочки, только почему бы вам не пойти в задницу?!

— Шьто?!

— В задницу. Обычную. У меня вертится на языке еше парочка метких адресов, но боюсь, что вы, геноссы пидорские, их не поймете…

Гримасы ненависти исказили их лица, и тот, что стоял ближе ко мне, схватился за пистолет на поясе. Я перехватил его руку и врезал ему головой по носу, второй ринулся ко мне, но получил от Иваныча ногой в челюсть — челюсть замечательно хрустнула, и немец повалился на землю. Тут же не пойми откуда выскочили трое бородатых мужиков в грязных телогрейках и с лопатами в руках. Мы отскочили в сторону, и я сунул руку за спину, хватая рукоять своего большого черного пистолета, но мужики и не собирались на нас нападать. Своими лопатами они принялись добивать эсэсовцев, и через полминуты все было кончено.