Стивен Кинг - УР

— Возможно, к лучшему, — сказал он.

Робби повернулся к нему

— Что сказали?

— Ничего. Это не имеет значения. — Он сложил Кайндл обратно в портфель.

— Уэс?

— Что, Робби?

— Мы нарушили Законы Парадокса?

— Несомненно, — сказал Уэсли. С некоторым удовлетворением.

Без пяти девять, они услышали сигналы и увидели огни. Они вышли из Малибу и стояли перед ним в ожидании. Уэсли наблюдал, как руки Робби сжимались в кулаки, и был рад, что не только он один испуган тем, что Кэнди Раймер может все-таки оказаться здесь.

Головные огни появились из-за ближайшего холма. Это был автобус, следующий за дюжиной машин, наполненных группой поддержки команды, все безумно сигналящие и вспыхивающие пучками света. Когда автобус проезжал, Уэсли услышал юные женские голоса, поющие «Мы — Чемпионы!» и почувствовал холодок, пробежавший по спине и вставшие волоски на шее.

Он поднял руку и помахал.

В стороне от него, Робби сделал так же. Затем он повернулся к Уэсли, улыбаясь.

— Что скажете, профессор? Хотите на общий парад?

Уэсли хлопнул его по плечу.

— Это прозвучало как чертовски классная мысль.

Когда последний из автомобилей проехал, Робби встал в линию. Так же как и все, он сигналил и включал огни на всем пути обратно в Мур.

Уэсли не возражал.

Когда Робби остановился прямо перед Сюзан и Нэнс (где на окне пеной написано ЛЕДИ МЕРКАТС РУЛЯТ), Уэсли сказал:

— Подожди секунду.

Он обошел спереди машину и обнял парня.

— Ты поступил хорошо.

— Безграмотно, но оценил, — Робби протер глаза, и затем ухмыльнулся, — это означает, что я получаю отличную оценку за семестр?

— Нет, только совет. Уходи из футбола. Ты никогда не сделаешь там карьеру, и твоя голова стоит большего.

— Вовремя замечено, — сказал Робби…который был не согласен, как они оба знали. — Увидимся в классе?

— Во вторник, — сказал Уэсли. Но пятнадцать минут спустя он имел причину, чтобы удивиться, увидит ли кто-нибудь его. Когда-нибудь вновь.

На том месте, где он обычно оставлял Малибу, когда не оставлял её на парковке в колледже, стоял автомобиль. Уэсли мог припарковаться позади него, но вместо этого выбрал другую сторону улицы. Что-то в этой машине заставило его забеспокоиться. Это был Кадиллак, и в свете уличных фонарей, он казался слишком ярким. Красная краска почти казалось кричала Вот и я здесь! Я вам нравлюсь?

Уэсли не понравилось. Ему не понравились ни тонированные окна, ни больших габаритов гангстерская кабина с золотой эмблемой Кадиллака. Он выглядел, как машина наркоторговца. Если это так, то наркоторговец страдал еще и манией убийства.

И почему я думаю об этом?

— Дневной стресс, вот и все, — сказал он, когда пересекал пустынную улицу с портфелем, стукающимся о бедро. Он нагнулся. Внутри автомобиля никого не было. По крайней мере, он так подумал. Через темные стекла очень трудно быть полностью уверенным.

Это полиция Парадокса. Они пришли за мной.

Это мысль показалась нелепой в лучшем случае, безумной фантазией в худшем, но чувство, что это — ни то, ни другое. И когда ты учитываешь все, что случилось, может это вовсе и не безумие.

Уэсли протянул руку, прикоснулся к двери машины, затем отдернул руку. Дверь казалась металлическая, но она теплая. И казалось, что она пульсирует. Как если, металл или нет, машина живая.

Бежать.

Мысль настолько сильная, что он почувствовал, что произнес это губами, но он знал, что бегство — это не выход. Если он попытается, человек или люди, которые находились в отвратительной красной машине, найдут его. Этот факт был таким простым, что попирал логику. Обходил логику. И вместо бегства, он использовал ключ, чтобы открыть входную дверь, и поднялся по ступенькам. Он делал это медленно, потому что сердце лихорадочно билось и ноги угрожали, что откажутся идти.

Дверь квартиры открыта, свет разливался по лестничной площадке длинным прямоугольником.

— А, вот и ты, — сказал не вполне человеческий голос, — заходи, Уэсли из Кентукки.

Их двое. Молодой и старый. Старый сидел на диване, где Уэсли и Эллен Сильверман однажды соблазнили друг друга к их взаимному наслаждению (нет, экстазу). Молодой сидел в любимом кресле Уэсли, в котором он всегда заканчивал день, и когда ночь поздняя, оставшиеся пирожные вкусны, книги интересны, и свет из настольной лампы подходящий. Оба одеты в длинные плащи горчичного цвета, которые называют пыльниками. И Уэсли понял, без осознания, как он это понял, что плащи живые. Он также понял, что люди, носившие их, и не люди вовсе. Их лица менялись, и то, что находилось под кожей, выглядело, как пресмыкающееся. Или птицеподобное. Или и то, и другое.

На лацканах, где шерифы в вестернах носили потасканные значки, оба носили пуговицы, с красным глазом в центре. Уэсли подумал, что они тоже живые. Эти глаза наблюдали за ним.

— Как вы узнали, что это я?

— По запаху, — ответил старший, и что ужасно: это не прозвучало, как шутка.

— Что вы хотите?

— Ты знаешь, почему мы здесь, — сказал молодой.

Старший из двоих ничего больше не говорил до конца их визита. Слушать его было достаточно плохо. Это как слушать человека, голосовые связки которого набиты сверчками.

— Полагаю, что да, — сказал Уэсли. Голос твердый, по крайней мере, пока. — Я нарушил законы Парадокса.

Он молился, чтобы они не узнали о Робби, и думал, что они могут не знать; в конце концов, Кайндл зарегистрирован на Уэсли Смита.

— Ты не представляешь, что ты сделал, — сказал человек в желтом пыльнике задумчивым голосом, — Башня трясется; миры содрогнулись в их движении. Роза почувствовала холод, как зимой.

Очень поэтично, но не очень понятно. Что за Башня? Какая роза? Уэсли почувствовал выступивший пот по лбу, даже хотя он предпочитал держать квартиру прохладной. Это из-за них. Этот жар идет от них.

— Неважно, — сказал тот, что моложе, — объяснись, Уэсли из Кентукки. И сделай это хорошо, если ты хочешь увидеть солнце вновь.

На мгновение Уэсли не мог. В его сознание заполняла простая мысль: Я — под судом. Затем он прогнал её в сторону. Возвращение его злости — бледного подобия той злости, что он чувствовал к Кэнди Раймер, но все-таки вполне реальная злость — помогло в этом отношении.

— Люди могли умереть. Почти дюжина. Может быть больше. Это ничего не значит для парней, похожих на вас, но это значит для меня, особенно если одна из них оказывается женщина, которую я люблю. И все из-за одной из оправдывающих себя пьяниц, которая не решает свои проблемы. И … Он почти сказал И мы, но сделал необходимые изменения вовремя. — И я даже не причинил ей вред. Ударил её немного, но я не мог не сделать этого.