Марианна Алферова - Гробницы Немертеи

Но ведь их можно склеить! Драгоценную греческую вазу, найденную в этруских захоронениях, тоже обнаружили в осколках. А ведь Метрополитен-музей заплатил за нее миллион долларов — это было еще до того, как доллар стали именовать кредитом…

— Платоша… Где ты? — послышался голос Бродсайта. — Как ты неудачно припланетился.

Платон огляделся — нет ли тросточки или бластера рядом. Ничего…

Только осколки керамики. Не кидаться же ими в новоявленного Тимура!

А Бродсайт, сознавая свою неуязвимость, широко улыбался и шел к нему. Гермошлем он где-то потерял. Да и форма его была порвана и обожжена. Неужели Платон умудрился в него попасть?

— Эх, друг мой, неужели ты надеялся убежать! — Бродсайт-Тимур осуждающе покачал головой. — Глупо.

— А что умно? — спросил Атлантида, кривя губы и стараясь не показать, насколько сильна боль в ноге. — Что умно с точки зрения Тимура? Строить башни из живых тел, скрепляя их известковым раствором? Скидывать в колодцы живых людей и засыпать те колодцы землей? Или бросать пленных на острые камни? Это умно?

Чувство беспомощности и боль заставляли его кричать. Трудно изображать аристократа, когда какая-то дрянь хочет превратить тебя в раздавленного жука. Бродсайт усмехнулся. Ему льстило, что Атлантида именовал его Тимуром. Электрогребешок выскользнул из нагрудного кармашка и пригладил черные волосы Бродсайта.

— Это были чужие. Тимур был сильным человеком. Он любил науки и — главное — он любил своих людей как собственных детей. А с чужими он поступал так, как считал нужным. — И добавил после паузы: — Вообще-то говоря, лучше, чтобы чужие умирали.

— У тебя шизофрения, Тимур…

— Опять ты меня оскорбляешь. А я так хорошо к тебе относился. Мы могли бы стать друзьями. Но ты меня унизил. А унижений Тимур не прощает. Он помнит твою снисходительность, твое аристократическое пренебрежение. А вот ты должен помнить, чем кончают аристократы.

— Чем? — спросил Атлантида, напрасно пытаясь скинуть с себя коробки, и зачем-то сжимая в пальцах осколок белой лепной керамики.

Зачем он спорит с этим мерзавцем за несколько секунд до смерти? Надо набрать побольше слюны и плюнуть как можно точнее.

— Аристократы либо вымирают, либо их убивают.

— Но они почему-то появляются вновь…

— Ты намекаешь на своих возрожденных дружков? Ты думаешь, они — высшие существа? — Бродсайт расхохотался. — Какое заблуждение. Это курица и петух. Всего лишь курица и петух, непрерывно работающие над пополнением инкубатора. А ты хотел им услужить, бедняжка. Ты решил им поклоняться. Может, надеешься получить от них какой-нибудь драгоценный орден Бани или орден Подвязки? Вот уж действительно примитивная цивилизация… Прощай…

Атлантида закрыл глаза и стиснул зубы. Сейчас этот тип нажмет на курок и… Почему-то он не боялся Бродсайта. Тот был как-то очень мелок. Хотя мелкие — они самые вреднющие. История это доказала. Платон вспомнил, что в момент смерти у человека обычно опорожняется мочевой пузырь. Как неэстетично! Мысль эта привела его в такую ярость, что он рванулся и сумел скинуть несколько коробок.

И услышал шипение… странно… разве человек может слышать, как сквозь его мозг проходит луч лазера?

Атлантида открыл глаза. На полу рядом с ним лежал Бродсайт. От головы у него почти ничего не осталось — черный орех венчал тело Тимура, который так и не завоевал свою Индию. А над убитым стоял Ноэль и разглядывал бластер с таким видом, будто видел оружие впервые. И стрелял тоже впервые. Черт! Как Платон был сейчас рад видеть Ноэля!

— Значит, ты не испарился? — пробормотал Атлантида.

— Нуль-транспортировка возможна не только через колодцы, — отвечал Ноэль, все так же изумленно продолжая разглядывать бластер. — Кажется, я дал слишком большой разряд…

— Я понял… для этого надо вживить золотые или серебряные волосы.

— Друг мой, они не вживлены, они такие от природы. Regina рождается с золотыми волосами, rex — с серебряными.

Ноэль попытался сдвинуть упавшие обломки, но не получилось — не хватило сил.

— Подожди, сейчас я принесу антигравитационный шнур.

— А разве я могу куда-нибудь уйти? — отозвался Атлантида, пытаясь изобразить улыбку.

Вот дерьмо! Неужели он сломал ногу?

Ноэль вскоре вернулся, обмотал антигравитационным шнуром коробку и легко поднял ее. Так вторую, потом третью… Наконец Платон смог отползти в сторону и попытался встать. Но тут же повалился на пол. Одна нога, похоже, все же была сломана. Значит, придется опять посещать медицинский блок Крессиды. Или как ее теперь называют? Regina… А может, его поместят в ту мерзкую ванну на вилле?

Ноэль отыскал тросточку Атлантиды и примотал ее к раненой ноге антигравитационным шнуром. Теперь раненая конечность ничего не весила. Потом протянул Платону руку и помог подняться.

Когда они вышли наружу, сукки Кай-1 сидел на ближайшем обломке и грелся в лучах звезды Ба-а, смежив кожистые веки.

— Я же велел тебе охранять колодец в главных гробницах! — вскипел Платон.

— На Немертее слишком холодно для нашего брата, — сказал сукки Кай-1, не открывая глаз и подставляя плоское лицо лучам. — Я предпочитаю Ройк.

— Не волнуйся, — успокоил Платона Ноэль. — Андро уже закрыла вход в колодец.

— Каким образом?

— Нескольких гранитных ядер, сброшенных вниз, вполне хватит, чтобы колодец перестал открываться и с той, и с другой стороны. С Ройка сюда никто не придет.

— Значит, Андро…

Вместо ответа Ноэль слегка передернул плечами.

— Неужели ты не понял: она на нашей стороне.

— А на чьей стороне вы?

— На своей. На стороне Немертеи.

— Или Таю-ю? — осведомился Атлантида. Антигравитационный шнур все время тянул ногу вверх и, чтобы не упасть, Платону приходилось опираться на плечо Ноэля.

— Ты слышал кувшины?..

— А ты?.. — спросил Платон, и ему стало тошно А ведь он считал, что сделал самое великое открытие в своей жизни.

Когда Платон проснулся, белый диск Ба-а вновь поднимался в небо. Но предыдущего рассвета он не видел — проспал более суток. Ему снились песочные часы. Ал Бродсайт в доспехах Тимура верхом на низкорослой лошадке, попирающий копытами своего коняги сложенный из человечьих голов колодец. И в этот колодец, беспомощно размахивая руками, прыгали все новые и новые люди. Бродсайт насмешливо смотрел на летящих вниз и время от времени повторял одну и ту же фразу: «А что как вдруг Агамемнон покроется чирьями». После пробуждения археолог чувствовал себя неплохо, если не считать того, что он был как будто немного пьян. Хотя не пил ни капли. А от стаканчика текилы не отказался бы…

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Андро, заглядывая в комнату.