Юлия Жукова - Замуж с осложнениями

– – Понесёшь мой хом до места? – – прошу. – – А то, я боюсь, карман оторвётся.

– – А что ж ты маленький-то?..

– – Алтонгирел сказал оба.

– – А, ну если Алтонгирел сказал...

Все эти маленькие разговорчики кажутся мне последними попытками зацепиться. Вроде как с одного корабля на другой переброшены пара канатов, а между ними место пустое, вот и пытаемся его паутинкой затянуть, чтобы хоть что-то было. Внезапное внимание к детали: а как он вот это слово произносит, с какого конца он начинает строить фразу, какими жестами себе помогает? Как выбившиеся из косы пряди елозят по воротнику куртки, в какую сторону стоптаны ботинки, совсем ли чёрные глаза или всё-таки можно отличить зрачок от радужки?..

Мы проходим мимо столовой, и Азамат оказывается между ней и мной, а я хотела взять с собой бутылочку воды, потому что на нервной почве всегда хочу пить. Я ещё даже не успеваю ничего озвучить, только поднимаю руку и беспорядочно шевелю в воздухе пальцами, но он вдруг отходит, освобождая мне проход.

– – Ты чего? – – я даже удивляюсь.

– – Я думал, ты хочешь зайти на кухню, нет?

Я смеюсь. Неужели мы можем друг другу не подойти?

Впрочем, нервничать оказывается ещё рано. Мы вытряхиваемся из тёплого светлого звездолёта на горное плато, открытое всем ветрам. По одну сторону гор два солнца тонут в море травы, но нам, конечно, надо на другую, где всё серое и безжизненное, и только какие-то огонёчки вдали видно.

– – И как мы отсюда? – – спрашиваю, кутаясь поплотнее в пальто. Может, ещё не поздно сбегать за всеми остальными меховыми изделиями?

– – По канатной дороге, – – отвечает Азамат, повысив голос, чтобы было слышно сквозь ветер. Я чуть в обморок не падаю.

– – Я там окоченею! – – в ужасе кричу я.

Он мотает головой.

– – Кабинки закрытые и с подогревом!

Ну ладно, уломал. Позволяю отвести себя по долблёной лестнице на несколько метров вниз, в серые сумерки, где посадочная площадка канатной дороги. Она, видимо, функционирует всё время, по крайней мере, не останавливается, чтобы впустить пассажиров, так что Азамат подсаживает меня в подъезжающую кабинку (мне высоковато), а сам залезает, когда мы уже почти отплываем от площадки. Кабинки рассчитаны на четверых, но мы уезжаем вдвоём, не знаю уж, как остальные.

В кабинке действительно быстро становится тепло. Азамат для меня поворачивает регулятор температуры на несколько делений. Свет очень яркий, из-за него ничего не видно снаружи. Не могу сказать, что я в данный момент способна любоваться пейзажем, но я замечаю тоскливый взгляд, которым мой дорогой смотрит за окно, и предлагаю выключить свет.

Мы спускаемся почти вертикально, и я боюсь смотреть вперёд, ибо там должна открываться бездна. Хорошо хоть кабинки не как тот лифт на Гарнете, не совсем прозрачные, а то бы я до низа не дожила, наверное.

Потом скала немного наклоняется, и начинаются сосновые заросли. Сосенки тут крошечные, максимум метра три в высоту, и такие же лиственницы. Растут они довольно плотно, макушками шаркают по дну кабинки.

– – А как вы грузы транспортируете? – – спрашиваю. Не в кабинках же, правда...

– – На лифтах под гору, а оттуда монорельсом по туннелю, – – объясняет Азамат, не отлипая от окна. – – Но это медленнее, чем по канатной, к тому же тут виды...

Виды меж тем подрастают – – теперь мы прём над полноразмерным сосновым лесом. Огоньки вдалеке немного приближаются и начинают напоминать город, тем временем сумерки сгущаются всё сильнее, и теперь внизу уже не различить цветов, только чёрные контуры. Посреди города и в обе стороны от него, особенно влево, я вижу какой-то блеск.

– – Это река, – – объясняет Азамат. – – Ахмадмирн, наша великая праматерь, с водами которой все мы вышли на свет из недр...

Он явно настроен на лирический лад и продолжает нести что-то мифологическое, местами переходя на муданжский, а местами и вовсе напевая. Я ныряю ему под мышку и прижимаюсь к нему виском где-то в районе нагрудного кармана, слушая, как наполняются и сжимаются его большие лёгкие, и стараюсь впитать этот ритм в подкорку, чтобы жить дальше в согласии с ним.

Я начинаю чуять запах своих духов – – Алтонгирел заставил попрыскаться одними из дарёных. Это странно, потому что обычно я не чую тот аромат, который на мне, и оттого всегда боюсь переборщить. Кажется, это и произошло, потому что запах вдруг становится ужасно сильным, я принимаюсь вертеться и обнюхивать себя – – как же так вышло, что вдруг почуяла?

– – Слушай, – – говорю, – – это от меня так?..

– – Черёмуха, – – с блаженной улыбкой идиота отвечает Азамат. – – Весной в столице всегда цветёт черёмуха. Ты удачно выбрала духи, в запахе черёмухи всё счастье весны. Из зимней стужи прочь мы вышли без потерь...

И он снова принимается что-то напевать, прижимая меня поближе. Какое это странное сочетание: ночь, горы, холодный ветер, огни впереди, густой запах цветов и басовитое мурлыканье над ухом – – мне кажется, эта картина будет вспоминаться мне теперь всякий раз при слове «надежда» .

Мы вытряхиваемся из кабинки прямо на дорогу, и я очень радуюсь, что надела сапожки – – грязь под ногами та ещё.

– – Не в лужу? – – заботливо спрашивает Азамат. У него не было особенно времени смотреть, куда я спрыгиваю из шустрой кабинки.

– – Не более, чем везде вокруг, – – пожимаю плечами.

Половина команды уже здесь, другая следует за нами, но нам никто, кроме Алтонгирела не нужен, а он прибыл первым. Они с Азаматом обмениваются решительными взглядами, и мы снимаемся с места, а с нами примкнувший Тирбиш.

Собственно, эта дорога, как мне объясняют, окружает город, и от неё через более-менее равные промежутки идут радиальные улицы, а в центре всего как раз и стоит дом Старейшин. В муданжском языке это здорово устроено: всякие слова типа «дом» , «человек» , «зверь» , «работа» могут присоединяться к чему угодно в качестве пояснения. Например, «устройство человек» – – механик, «спать мебель» – – кровать, и так далее. Вот и «Старейшины дом» мало чем отличается от, скажем, «куры дом» , то есть курятник.

Дома вокруг одно – и двухэтажные, построенные, как мне объяснили, из самана. Они очень забавные, как игрушечные, все такие закруглённые с углов, с балконами и нишами в неожиданных местах.

У третьего по счёту дома от окружной дороги мы останавливаемся. Это дом Тирбиша. Он заходит внутрь ненадолго, мы видим только силуэты в освещённом, но зашторенном окне, а потом выходит вместе с мужчиной постарше, скорее всего, отцом. Мужчины раскланиваются, обмениваются приветствиями, пока Тирбиш выгоняет машину. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не заржать: представьте себе внедорожник без верха, который растянули вширь почти вдвое, на колёсах от трактора. Мы грузимся внутрь, Азамат ворчит, что с удовольствием прошёлся бы по городу пешком, всего-то час ходьбы до центра, но Алтонгирел ему веско возражает, что он тут не один, а в темноте да по слякоти пусть его враги ходят. Задорная машинка проявляет себя прекрасно: не знаю уж, какая там дорога, но не трясёт вообще, как по озеру плывём.