Лякмунт - Основание

— А что такое тогда убрать фигуру с доски? Это значит убить, уничтожить человека?

— Может статься и так, — подтвердила Ирина, — убить или причинить другой вред.

— Хорошенькое дело, — возмутился я. — Мало того, что кто-то способен убирать людей, словно пешки, так он еще толком не знает, кто именно попадет под раздачу.

В этот момент мой веселый нрав решил войти во временный союз с порочной фантазией. Я хихикнул и сказал:

— Представляешь, футболист промахивается с трех метров по воротам, кто-то сгоряча убирает с доски его и еще десяток таких же, а в результате мы теряем большую часть мужского состава балетной труппы Большого театра!

— При чём здесь Большой театр? — не поняла Ира.

— Ни при чём, — тут же согласился я.

— Тогда слушай дальше. Этот тибетский лама обладал рецептом секвенции, которая могла бы остановить террор, но не знал, к кому именно ее применять, чтобы получить нужный результат.

— Как-то не характерно для буддийского монаха, — заметил я. — Куда ни шло навредить злым гонителям веры, но пока он будет изучать правила игры, пострадают и совсем невинные люди.

— Именно так, — строго сказала Ирина. — Причем, имей в виду, что это не компьютерная игра, и понять, почему с доски удалились те или иные фигуры, не всегда просто. Люди, видишь ли, не всегда покрашены в какой-то цвет, и таблички с номиналом на них, как правило, нет.

— А что дальше было?

— Лама понял, что не в силах сам выполнить секвенцию и начал искать того, кто это мог бы сделать. Я не представляю, какие у ламы были возможности для поисков и критерии отбора, но свой выбор он остановил на одном человеке, нашем соотечественнике, который тогда проживал в Китае, и совершенно не афишировал свой основной род деятельности.

— А что это была за деятельность?

— Разведывательная, скажем так.

— И чем всё закончилось?

— Лама ввел этого человека в курс существования секвенций, передал ему свой рецепт смарт-секвенции и, вместе с ней, малый джентльменский набор булла — секвенцию нерушимого обещания и еще кое-что по мелочи. Наш Джеймс Бонд выполнил смарт-секвенцию, но слегка ошибся — с доски ушло очень много посторонних фигур, а основная задача так и осталась не выполненной. Лама, как ты догадываешься, очень сильно расстроился, и последующие десятилетия своей жизни посвятил поиску пути исправления своего страшного поступка. Его старания увенчались успехом, и он принес в мир секвенцию трехсотлетнего периода безразличия.

— Вот это да! — воскликнул я, — а ты думаешь, что всё это — правда?

— Я не думаю, а определенно знаю, — уверенно сказала Ирина. — А еще я бы хотела сказать тебе две вещи. Лама сегодня носит имя Учитель Зеленой горы. А у нашего Джеймса Бонда в те времена была кличка Лайонхарт, не приходилось слышать?

— Лайонхарт? — обрадовался я, — это по-английски львиное сердце. Был когда-то такой король в Англии, Ричард Львиное Сердце. Участвовал в крестовом походе вместе с Робин Гудом, которого Шон Коннери играл.

Я бросил взгляд на недовольное Ирино лицо. Не похоже, чтобы моя эрудиция произвела на нее хорошее впечатление.

— А, может, это совсем другой Лайонхарт, — примирительно добавил я, — у нас этих Лайонхартов, как обезьян в Бразилии.

Наверное, из меня плохой булл. Само собой, если бы я ощущал себя, в первую очередь, одним из повелителей секвенций, я бы вцепился в Ирину, как репей в собачий хвост, и постарался бы выведать какие-то подробности этой истории, полезные для меня, Роберта Карловича, Петрова и других буллов. Но ситуация была совсем другой — я с любимой девушкой гулял по Москве, и девушка обмолвилось о чём-то таком, о чём мне, наверное, знать совсем не полагалось. Нужно быть абсолютно бесчувственным субъектом, чтобы воспользоваться слабостью своей возлюбленной. И я не воспользовался. Я поступил так, как должен был поступить — постарался резко сменить направление Ириных мыслей и саму тему разговора. Я остановился, обнял Иру, зарылся носом в ее душистые волосы, погладил по голове и прошептал ей на ухо: «Знаешь, как мне тебя не хватало?» Ответный взгляд Ирины выразил то, что нельзя сказать никакими словами. Она наверняка знала.

Тут зазвонил мой мобильный. Я бросил взгляд на экран. Естественно, Роберт Карлович, любимый наставник. Кто же еще может звонить по этому номеру? Голос Роберта Карловича показался мне немного обеспокоенным. Наставник поинтересовался всё ли у меня в порядке, и не нужна ли помощь. Я честно ответил, что очень утомился, и мне просто нужен денек, чтобы, ничего не делая, повалять дурака, и пообещал завтра выйти на работу. Кажется, Роберт Карлович не догадался, что я не один. Он пожелал мне приятного отдыха и отключился.

День пролетел незаметно. Мы ходили, взявшись за руки, ели мороженое, катались на карусели и колесе обозрения. Потом, окончательно впав в детство, пошли в зоопарк. Там, возле вольера с верблюдами, мы в первый раз за всю прогулку поцеловались. Меня умиляла Ирина стеснительность, она ни за что не хотела обниматься на людях. Когда я, будучи уже совершенно не в силах себя сдерживать, требовал, чтобы мы немедленно отправлялись домой, где за нами никто не сможет наблюдать, девушка только весело смеялась и говорила, что мне следует хорошенько нагулять аппетит.

Во время прогулки произошел один довольно неприятный инцидент. Мы повстречали моего приятеля, с которым когда-то вместе учились в одной группе. После обмена традиционными приветствиями и вопросами «как дела?» он отозвал меня в сторону и поинтересовался про Иру, кто она такая. Я с гордостью объяснил, что Ирина моя девушка, а он каким-то неприятным тоном сказал, что, наверное, она очень хороший человек. Я помню, что в студенческие годы именно в таких выражениях, в шутку, давал понять своим друзьям, что их дамы не блещут красотой. Да, когда-то все мы были не слишком тактичными молодыми людьми. Но в случае такой красавицы, как Ира, на подобное замечание подвигнуть человека может только черная зависть. Одним словом, распрощались мы с бывшим соучеником довольно сухо.

В зоопарке я еще раз с удовольствием убедился в том, что у моей девушки не только удивительная внешность, но и очень доброе и отзывчивое сердце. Когда мы проходили мимо клетки, в которой сидела крупная коричневая кошка (думаю, это была рысь), Ирина остановилась и стала вслух жалеть «котика». У милого зверька такие голодные глазки, наверное, злые люди его совсем не кормят. Добрая девушка из сумки достала пирожок с мясом и по-честному разделила его на троих. Причем, «котику» досталась большая часть начинки, которую девушка ухитрилась передать голодному животному. В этом ей не помешали ни двойная решетка, ни запрещающая надпись. Свои кусочки пирога мы съели, не отходя от клетки с рысью. Я попытался отказаться от своей порции в пользу «котика», поскольку доставшаяся мне черствоватая горбушка была не слишком привлекательна, но Ира сказала, что всё должно быть по справедливости, и я подчинился. Ради любви и справедливости Траутман готов еще и не на такое!