Лякмунт - Смерть - понятие относительное

Минуты три я пребывал в восхищении возможностями человеческого разума вообще, и своего, в частности. А после этого до меня дошло, что заострять мое внимание на бедности ученого было совсем необязательно. Задача прекрасно решалась и без упоминания о скверном материальном положении пронырливого мудреца. Значит, понял я, кто-то, скорее всего Петров, пометил слово «бедный», чтобы облегчить для меня решение загадки. Мне стало немного обидно: уж я как-нибудь и без этой подсказки смог бы догадаться! Немного подумав еще, я сообразил, что три дня, упомянутые в истории, тоже мало о чем говорят. Хорошо известно, что в сказках часто используют числа три и семь. Седьмое небо или тридевять земель, например. Да, кстати, девятку сказочники также не обходят вниманием. Значит, срок отдачи долга в действительности запросто мог составлять не три дня, а четыре, или, скажем, пять. Впрочем, прочь, уныние! Я прочитал всего один текст, а уже получил кое-какие количественные характеристики одной из секвенций. Нужно двигаться дальше.

Вместо того чтобы бессистемно скакать по содержимому папки, я решил начать с самого начала. Первым в мраморной папке оказался лабораторный дневник алхимика, про который мне уже рассказал Петров. Алхимик, действительно, воспроизводил себя ровно три раза. Вместе с очередным дублем он исследовал отличие копии от оригинала. Сравнению подвергались не только физическая выносливость, но и мыслительные способности. Дубль уверенно обыгрывал подлинника в шахматы и успешнее выучивал на память незнакомые тексты. Из этого алхимик сделал вывод, что потеря ясности ума, которая, увы, постигает человека в преклонном возрасте, может быть преодолена. Лично у меня не сложилось впечатления, что сам алхимик с возрастом сделался подверженным умственной расслабленности — стиль его изложения был предельно ясным, а выводы безупречно логичными. Впрочем, ему виднее, подумал я. Кроме того, в планировании экспериментов и интерпретации их результатов, безусловно, принимала участие и копия. Меня очень заинтересовало отношение дубля к собственному неизбежному исчезновению. В первый раз это случилось неожиданно, как для самого алхимика, так и для его копии. Однако в последующие разы дубль относился к грядущему уходу совершенно спокойно. Создавалось впечатление, что это происходило не вследствие какой-то особой стойкости духа ученого, а из-за того, что дубль знал, что в момент исчезновения тела его душа вернется к прототипу. Тем самым, потеря тела не ощущалась как невосполнимая утрата. Рассуждения о том, возникает ли при свершении секвенции новая душа, или душа у копии и оригинала одна на двоих, я прочитал бегло и без особого интереса. Никакой логики я в этих рассуждениях не обнаружил, зато они изобиловали цитатами из сочинений отцов церкви, среди имен которых я не встретил ни одного знакомого мне, хотя бы понаслышке. Вдохновленный недавней победой над текстом про мудреца и ростовщика, я постарался отыскать в тексте неочевидные подробности о сущности секвенции. Это мне вскоре удалось. Хотя, по непонятным мне причинам, в дневниковых записях отсутствовали даты и время, у меня создалось впечатление, что с момента возникновения дубля-мираклоида до его исчезновения проходило не очень много времени, всего лишь несколько часов. Что касается подробностей самого рецепта секвенции, то здесь мне не удалось найти ничего полезного. Из смутных намеков можно было предположить, что тайну секвенции алхимик обрел, расшифровав некий древний текст. Этот же текст привел его к тайнику, в котором хранились ингредиенты, необходимые для ее выполнения. Один из ингредиентов, тот, что закончился раньше других, алхимик пытался добыть сам, но безуспешно. Мне показалось, что эта таинственная составляющая рецепта, внешне напоминает нечто, встречающееся в повседневной жизни. Однако попытки использовать в секвенции это доступное «нечто» к успеху не привели. Интересно, а Петров догадался, что это за таинственный ингредиент? — подумал я. — Наверное, догадался бы. — Я хорошо помнил, как с год назад был свидетелем очень впечатляющих результатов, которые демонстрировал мой друг при разгадывании других зашифрованных рецептов секвенций.

Следующий текст пришел из Китая. Его возраст, согласно комментариям на английском языке, исчислялся семью сотнями лет, но рассказывал он о временах совсем древних. Текст представлял собой легенду о страсти императора по имени Цинь Шихуан к прекрасной Мэн Цзян. Бедняжка имела неосторожность не ответить взаимностью на любовь великого человека. Более того, когда император пытался овладеть ею насильно, честная девушка выпрыгнула с балкона и утонула в море (стало быть, императорский дворец располагался на берегу водоема). Цинь Шихуань от расстройства повредился умом и совершил целый ряд довольно странных поступков. Среди них особо выделялась попытка засыпать море, давшее последнее пристанище отважной девушке. Его намерение очень обеспокоило Царя Драконов, владыку моря, и он явился к императору под видом странствующего священника. Священник пообещал императору ненадолго оживить непокорную девушку, чтобы Цинь Шихуань смог облегчить свои душевные страдания, извинившись перед покойной. В уплату за свои услуги священник попросил некую драгоценность из императорской казны, и одежду, оставшуюся от покойной (из этого я сделал вывод, что Мэн Цзян успела раздеться, перед тем, как прыгнуть в воду). Терзаемый совестью император безропотно принял эти условия, после чего священник вызвал покойницу во плоти и привел ее к повелителю. Император уединился с девушкой в тронном зале, предварительно выгнав оттуда всех свидетелей, включая Царя Драконов. Что происходило в тронном зале, никто не знает. Но, когда придворные наконец, осмелились туда заглянуть, то обнаружили владыку бездыханным, а девушки и след простыл. Спустя много лет один из последователей великого Кун-фу-цзы на смертном одре раскрыл страшную тайну: никакой Мэн Цзян Царь Драконов не вызывал. Вместо этого, он привел к императору свою дочь, которая и покарала скверного человека. Причем, покарала она его вовсе не из-за пустячной попытки изнасилования, а за то, что император обижал учеников великого Кун-фу-цзы, а учение этого мудрейшего наставника объявил вредной чепухой.

У-ф-ф-ф, ну а здесь где скрытые знания? Положим, про императора Цинь Шихуаня я что-то слышал. Вроде бы именно ему принадлежит гробница со знаменитым терракотовым войском, и именно про него снят очень красивый китайский фильм «Герой». Но при чем тут дракон и его дочка? Кажется, мне этот орешек не по зубам. Правда, если предположить, что так называемая «награда» за свидание с покойницей была необходима для выполнения секвенции, всё предстает в другом свете. В этом случае можно сделать вывод, что одной составляющей рецепта является то, что принято хранить в сокровищнице. А что приличный император может там хранить? Да всё, что угодно: золото, серебро, драгоценные камни. А возможно, шелка, пряности или древние манускрипты. Нужно запомнить эту версию, может быть, в сочетании с другими текстами мне это поможет. Интересно, зачем понадобилась одежда несчастной девушки? Ага, пожалуй, тут объяснение напрашивается само собой. Допустим, у меня есть всё для выполнения секвенции, вызывающей покойного. Но откуда секвенция может «знать» кого именно я желаю вызвать? Для такого рода секвенций, как меня учили, нужен «персонификатор». Возможно, одежда должна подсказать секвенции, что мне хочется встретиться именно с ее хозяйкой. На одежде наверняка сохранились какие-то кусочки органики, некогда принадлежавшие юной даме — чешуйки кожи, капли слюны или пота, да мало ли, что мог выделять организм древней красавицы? Похоже, из этого документа я уже получил всё, что возможно. Дальше, дальше! Нужно двигаться дальше!