Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда

Принцесса передернула плечами:

— Пускай себе думают, что им угодно! Да и вас я не могу заставить мне верить.

— Но рассказать-то, как все было, можете?

— А вам не скучно будет слушать?

— Скажете тоже… Вовсе нет. — Усмехнувшись про себя, я прибавил: — Надо же как-то скоротать время. Рассказывайте, ваше высочество, сделайте милость.

Она помолчала, очевидно, раздумывая, стоит ли посвящать меня в подробности того кошмара. Или придумывала ложь поубедительней. Кто ее разберет?

— Я не поджигала обитель, — заявила она наконец. — А просто… не стала гасить огонь, хотя могла бы это сделать. Терпеть не могу благочестивых жен!

— За что?

— За то, что они меня ненавидели!

— Чем же это вы сумели вызвать их ненависть?

— Тем, что я лучше них. Люди всегда ненавидят тех, кто их в чем-то превосходит.

Ай да Энтипи! Угодила мне, что называется, не в бровь, а в глаз! Но я сделал вид, что у меня и в мыслях нет принять последнее ее утверждение на свой счет, и, смеясь, возразил:

— Но тогда, если следовать вашей логике, и вы сами их ненавидели за то, что они в чем-то вас превосходили. То есть были лучше вас. По крайней мере, это одно из возможных объяснений.

Принцесса помотала головой:

— Да нет же! Иногда людей можно жутко возненавидеть только за то, что они кретины!

— А-а-а, понятно. И вы легко можете отличить один вид ненависти от другого?

— Разумеется. И вы тоже. Нет ничего проще.

— Ну, будет об этом, с вашего позволения, — поспешно произнес я. Надо было срочно переменить тему, которая, признаться, стала меня изрядно нервировать. — Значит, вы и благочестивые жены питали друг к другу ненависть. Но обитель вы не поджигали.

— Я ведь уже сказала вам, нет, не поджигала! Просто молила богиню о помощи.

— К которой же именно из небожительниц вы взывали?

— К Гекате.

Имя это было мне хорошо известно. Я поежился.

— Геката, если я не ошибаюсь, богиня, покровительствующая черной магии?

— Ну-у, так про нее говорят… — беспечно ответила Энтипи, пожав плечами.

Вот, значит, как обстояли дела! Не поджоги, так черная магия. Час от часу не легче. Мне стало как-то неуютно рядом с ней в седле.

— Так вы кроме всего прочего еще и колдовству обучались? — осторожно спросил я.

— Нет. Магия меня не интересует. Разве что как способ кому-то досадить, заставить страдать того, кто мне неприятен.

Трудно сказать, говорила ли она все это всерьез либо просто шутила, поддразнивая меня. Во всяком случае, за уточнениями я к ней обращаться не стал.

Энтипи погрузилась в выжидательное молчание, а поскольку молчал и я, через некоторое время весьма неохотно прибавила:

— Я молила Гекату, чтобы та меня вызволила от благочестивых жен. Она дважды отозвалась на мои призывы. Сперва Тэсита мне послала. Он ведь мог бы меня похитить из обители, ему это было вполне под силу. Но Геката немного просчиталась. У Тэсита слишком чистая душа, он не в состоянии никому причинить вред. Никому из достойных людей. К числу таковых он и благочестивых жен относил. И уговорил меня остаться, пока за мной не пришлют эскорт. Впрочем, вам это и так уже известно. — Принцесса печально вздохнула. — Тэсит меня уверял, что ему известно, в чем состоит его предназначение, говорил, что умеет предугадывать будущее, веления судьбы. — Последнюю фразу она произнесла с плохо скрываемой досадой. В голосе ее мне почудилось даже некоторое пренебрежение. Впервые на моей памяти Энтипи отозвалась о своем герое без былого восторга, без всякого энтузиазма, без патетики. Это меня здорово обрадовало, хотя уж кому как не мне было знать, что бывший мой друг был абсолютно прав, что ему и в самом деле были открыты тайные планы наших судеб и что он не смог осуществить предначертанное единственно из-за моего вмешательства. — Но после Геката во второй раз снизошла к моим мольбам, — продолжала Энтипи. — Я стояла в классной комнате и молилась. У окна на столе горели свечи в высоких подсвечниках. Вдруг откуда ни возьмись налетел сильный ветер, ставни распахнулись, подсвечники попадали на пол. Все это иначе как чудом не назовешь. Порыв ветра не мог быть настолько сильным, чтобы даже прочные запоры на ставнях ему поддались. А свечи во время падения непременно должны были погаснуть. Но они продолжали гореть. Вот что значит божественное вмешательство в привычный ход вещей! — убежденно заключила принцесса.

— Бросьте, — усмехнулся я. — В жизни столько бывает самых невероятных, немыслимых совпадений. Я сам не раз становился свидетелем удивительных событий, но ни одно из них не склонен приписывать вмешательству высших сил.

— Но почему вы в этом так уверены?

Я озадаченно замолчал. В самом деле, откуда мне знать, не Божьим ли промыслом являлось все то странное и загадочное, что я привык считать цепью простых случайностей… А если порыться в памяти, не приходилось ли мне в трудные минуты с ужасом осознавать, что боги против меня ополчились?

Приняв мое молчание за выражение безмолвной поддержки, Энтипи продолжила свой рассказ:

— Я стояла неподвижно и наблюдала, как пламя свечи коснулось толстого ворса ковра, как оно пробежало по ковру и взметнулось вверх по шторам. Стоило мне тогда поднять тревогу, и благочестивые жены наверняка успели бы погасить пожар. Но я молчала. И с радостью наблюдала за разраставшимся пламенем. Монахини в конце концов учуяли дым. Они вбежали в классную, которая почти вся была объята огнем, и увидели там меня. Одна из них указала на меня пальцем и завизжала: «Смотрите! Смотрите все! У нее в глазах пляшут дьявольские огни!» Сомневаюсь, что так и было: пламя отражалось в моих зрачках, только и всего. Но для этих кретинок я вмиг сделалась чуть ли не порождением ада. Знаете, я до сих пор не могу понять, почему они меня не бросили в пылающей классной. Одна из них схватила меня на руки, перебросила через плечо и вытащила наружу. А остальные помчались за ведрами, стали поливать комнату водой. Но было поздно: огонь взобрался на второй этаж. А над классной словно нарочно помещалась библиотека. Все книги вспыхнули, как сухой хворост. Монастырь был обречен.

— И монахини решили, что это вы подожгли обитель?

— Конечно. Любой бы на их месте так подумал.

— И вы даже не попытались их в этом разуверить?

— Я глубоко убеждена, любезный оруженосец, — весело и жизнерадостно произнесла принцесса, — что намного выгодней предоставить людям считать вас способной на большее зло, чем вы в действительности можете им причинить, нежели на меньшее. Стоит расположить к себе людей, и вы добьетесь только того, что они попытаются вами помыкать. Но заставьте себя бояться… Тогда вас станут уважать. И бояться, кстати, тоже.

— Ясно. Выходит, вы будете жестокой правительницей, когда унаследуете трон. Станете воздействовать на подданных страхом, а не убеждением.