Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда

Мне редко случалось слышать от своего патрона столько слов зараз. Причем, заметьте, вполне внятных, связных, произнесенных с чувством. Воодушевленный этим, я бодро отрапортовал:

— Война, сэр. Нас с вами призывает долг. Мы отправляемся на битву с вероломным врагом нашего короля и отечества.

— О-о-о! — изумился Умбреж. И прибавил, немного поразмыслив: — Что ж, это меняет дело.

Со всем проворством, на какое был способен, он скинул с себя теплое одеяло, снял ночное платье и колпак и просеменил на бледных, испещренных синими старческими венами ногах к деревянной бадье с теплой водой. Намереваясь лишить противника жизни, истинный рыцарь не должен был вкупе с этим оскорблять его обоняние малоприятными ароматами своего тела.

Сквозь узкое арочное окно покоев Умбрежа я смотрел во двор, где тем временем собирались прочие рыцари и их оруженосцы. Доспехи и оружие благородных сэров так и сияли в свете занимавшегося утра. Я заметил, как Булат Морнингстар с явным удовольствием поглядел на свое отражение в зеркальной поверхности панциря обожаемого наставника сэра Кореолиса. Рыцари обменивались шутками, над которыми весело смеялись не только они сами, но и оруженосцы. Все, кто собрался во дворе, были так оживлены и так уверены в своей победе, так рады обществу друг друга, что я, право же, почувствовал к ним острую зависть. Мне так вдруг захотелось стать одним из них, влиться в их ряды на правах равного! Но это чувство владело мной только миг, поверьте. Я совсем ненадолго позволил себе забыть, кто я и кто они. Эти люди по природе своей были мне враждебны. А разве можно одержать победу над врагами, примкнув к ним, уподобившись им? Я нахмурился и отвернулся от окна.

— Оруженосец! — донесся до меня голос сэра Умбрежа из дальнего угла опочивальни. Надо же, пока я пялился на Булата и прочих, старик успел уже совершить омовение, вытереться и натянуть на свое тощее тело нижнее белье. — Мои доспехи и оружие, будьте любезны!

Я бросился к вместительному шкафу, где хранилась амуниция старого рыцаря, а также его меч, щит, копье и кинжалы. Накануне вечером я начистил его панцирь и шлем, разумеется, не столь тщательно, как это проделывали другие оруженосцы с соответствующими предметами экипировки своих наставников. Просто соскреб ржавчину, чтобы не бросалась в глаза, да кое-как отполировал гладкие поверхности. Ничего, для Умбрежа и так сойдет. Старик осмотрел все, что я выволок из шкафа, и коротко кивнул.

— Теперь соблаговолите помочь мне облачиться в доспехи.

Что-то вдруг неуловимо изменилось во всем его облике — во взгляде подслеповатых глаз, в осанке… Не иначе как былое величие, достоинство, сила, столь трагически его покинувшие, внезапно на миг снова себя обнаружили. Я почему-то подумал, что сэра Умбрежа наверняка не было в числе негодяев, которые той ненастной ночью много лет назад надругались над Маделайн. Он был просто неспособен на столь низкий поступок. Единственный представитель «старой школы» в королевской крепости, он наверняка осудил и заклеймил бы тех, кто вытворял подобное. И тут впервые за все время нашего знакомства я испытал некое подобие теплого чувства не только к старику Умбрежу, но и к самому понятию рыцарства.

— Почту за честь для себя, сэр.

— Вот и отлично. Ты намного смышленей того недоумка, который нынче поднял меня с постели ни свет ни заря.

— Благодарю вас, сэр, — с поклоном сказал я, едва сдержавшись, чтобы не расхохотаться.

Я помог ему натянуть панцирь и латы, вооружиться, потом с почетом проводил вниз, во двор, где велено было собраться. Я уже упоминал, что доспехи были велики Умбрежу. Он их не обновлял с тех пор, как его тело начало усыхать от старости. При каждом его шаге металлические детали доспехов и части оружия издавали звон и бряцанье. Ну совсем как Одклей со своей шутовской погремушкой, думал я, подавляя улыбку.

Остальные рыцари, обычно не скрывавшие своего насмешливого отношения к Умбрежу, теперь, пока он медленно и важно шествовал вдоль их рядов к своему месту, выказывали ему всяческие знаки уважения: приветливо кивали, кланялись и на все лады повторяли, до чего ж свежо и браво он выглядит. Старик принимал все эти комплименты в глубоком молчании, только голову слегка наклонял в знак благодарности. Я же тем временем вывел Титана из стойла. Конь был всем хорош, что и говорить, — ростом вышел, статью, силой. Из нас троих, я имею в виду Умбрежа, себя и Титана, лишь последний наверняка с честью принял бы бой против Шенка и его вассалов.

На верхней галерее крепости показался его величество, и я стал поспешно помогать Умбрежу вскарабкаться в седло, чтобы старик выслушал приветственную речь монарха верхом на боевом коне, как подобало. У меня тоже имелось кое-какое оружие: кроме посоха, который я привычно сжимал в правой руке, был еще и меч, его я себе за спину закинул. Просто потому, что на посох я всегда мог рассчитывать в случае чего, он не раз меня выручал в трудных ситуациях, и обращался я с ним мастерски. Не говоря уже о том, что он служил мне подспорьем при ходьбе. А за меч я не знал как толком и взяться-то. Зачем же мне было держать в руках столь бесполезную вещь? Оружие это могло мне пригодиться, только чтобы прорубить путь через кустарник в случае бегства. Некоторые из оруженосцев взглянули на меня, как всегда, с презрительными гримасами. Но я плевать на них хотел. Каждый устраивается как умеет, каждый предпочтет привычное оружие незнакомому, вот и все!

— Доблестные мои рыцари! — во всю мощь своих легких гаркнул с балкона его величество. Королева Беа скромно стояла рядом с супругом. Все, кто находился во дворе, повернули головы в сторону монаршей четы, чтобы не пропустить ни одного слова из речи короля. — Свобода от тиранов, безопасность границ не есть нечто, данное нам навеки. За них приходится бороться, их надлежит отстаивать в боях. И вы стали избранниками, которым сама судьба поручила вступить в бой за нашу Истерию против диктатора Приграничного царства Произвола. Вероломный Шенк возжелал расширить пределы своих владений, но вы, вы, мои отважные и благородные сэры рыцари…

Речь короля внезапно прервал оглушительный храп. Я, признаться, даже не подозревал, что столь мирный, в общем-то, вполне невинный звук может достигать такой силы. Я с ужасом воззрился на своего рыцаря. Сэр Умбреж, низко склонив голову, безмятежно дремал в седле. Его плечи вздымались и опускались в такт богатырскому храпу.

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Или вытащить из-за спины свой меч, чтобы либо вонзить его в собственное сердце, либо, что было бы предпочтительней, отсечь острым лезвием голову старому идиоту, а еще лучше — прикончить всех свидетелей этого позора — оруженосцев, рыцарей и короля с королевой.